Берлинская Лазурь

Не люблю в этом признаваться, даже себе, но мне нравится водить экскурсии в Дахау. Разумеется, о концентрационном лагере – кому интересна летняя резиденция Виттельсбахов? К тому же Людвиг Баварский никак не почтил своим внимание эту «летнюю кухню», поэтому от нее разило давно скрипящим на зубах барокко. То ли дело – один из крупнейших памятников Великой Беды, с его рафинированно-рационалистскими формами, социалистической серостью и неизменной тишиной, как в библиотеке. Будете смеяться, а ведь даже азиатские туристы из шумной толпы превращались в тихую скорбную процессию на усыпанных серым гравием дорожках.

Так как я сейчас учусь, на полноценную работу выйти у меня не получается – вот и хватая всякие подработки. То помогаю знакомым из Белоруссии продавать щенков, беря процент за посредничество, то вот – вожу экскурсии по городу. В Мюнхене, кстати, для этого, оказывается даже лицензия не нужна. В основном, меня, конечно, нанимают русскоговорящие, хотя я и предлагаю также английский и немецкий язык экскурсий.

В общем, как я и говорил – все эти Нойшванштайны, Фрауенкирхе, Зальцбург и Нимфенбург это все очень круто, но для меня откровенно скучно. Во-первых, лично я не очень люблю травить байки из жизни Короля-Педика, во-вторых все эти резиденции Ватиканского культа, как по мне отличаются только архитектурой и интересны лишь снаружи. Есть, конечно, Азамкирхе – там-то все на совершенно ином уровне – повсюду черное дерево, темная позолота, замысловатые фигурки и давящая теснота стен. Девочки-готелки, с которыми я «мутил» в подростковом возрасте слюнями бы истекли. Экскурсии по центру, честно говоря, тоже не круто – это как на Арбате – только и успевай проталкиваться через толпы туристов, да еще и перекричать их – я работал без микрофонов. Ну и мое нелюбимое, конечно – подъем на Старого Петра – добрые девяносто метро пешком по узкой деревянной лестнице. Нет уж, никакие виды не стоят того, чтобы потом стоять, как собака с высунутым языком и не понимать – качает это от усталости тебя или саму башню. Потом выяснил – все же башню. В общем, пусть сами теперь без меня поднимаются – все равно я после такой пробежки ничего еще минут пятнадцать рассказывать не смогу.
А люблю я, как уже сказал, поездки в Дахау. Во-первых, тема мне знакома, рассказываю я об этом много и с удовольствием, умело нагнетая атмосферу – некоторых особо чувствительных дамочек даже доводил до слез достоверными рассказами о зверствах над еврейским народом.

Затянул я, в общем. Теперь к самой истории. Жара была в Мюнхене ужасная – вроде конец апреля, а температура от двадцати пяти и выше. Я даже когда бульдога гулять выводил – он все у подъезда делал и домой просился – не любит он жару. В общем, стукнулась ко мне на почту парочка – хотят, мол, экскурсию по Дахау. Ну, я рад-радешенек, денег подниму, почешу языком на любимую тему. Жаль, редко заказывают – уж больно тема маргинальная. Иностранцы, например, так и вовсе никогда. Это русским еще в детском саду привили, что Великая Отечественная, это важно – знать нужно, помнить и прочее. Ну, я не против – напомню.

Встретил я их на главном вокзале – молодые ребята, блонда такая симпатичная, худая – как чупа-чупс на ножках, и парень – наоборот, эдакий киборг два на два с выбритой начисто башкой. Что меня еще удивило – девочка сверкает пупком, шорты еле жопу прикрывают – аппетитную, кстати, а чувак в кофте с длинными рукавами. И ведь видно, что стоит, парится, жарко ему, но не снимает. Они представились Игорем и Настей, кажется. Настя оказалась молчаливой скромняжкой, поздоровалась тихонько, и больше я от нее, считай, ни слова и не слышал. Игорь все корчил из себя брутала первые минут пять знакомства, но уже в электричке сидел и радовался, как ребенок, все расспрашивал меня о НСДАП, о Гитлере и других лагерях. Выторговал с меня обещание показать ему пивнушку, где Гитлер пивной путч начал. Договорился с ним, что за пиво покажу. Сам он не пил – оказался заядлым ЗОЖником – аж взбесился, когда я закурил, выйдя из вокзала Дахау – это еще и название города, если что.
Настя вообще как-то поникла – похоже, ее вообще пугала идея идти на экскурсию в столь страшное место. Я вроде как заметил это, постарался утешить – мол, это Аушвиц – этакая пугалка для туристов, а тут скорее памятник. В этот момент, кстати, наоборот как-то запечалился Игорь. Вам не угодишь!

В общем, на автобусе подъехали почти к самому входу, вышли, я залез в привычную колею и начал рассказывать – мол, вот тут лежали рельсы, по которым катались теплушки с узниками – те уходили куда-то в кусты и там заканчивались. Вот, мол ворота, через которые люди входили в этот лагерь смерти и не возвращались никогда. Дверь эту знаменитую показал, где «Работа дает свободу», дверь, кстати не совсем настоящая – ее два или три раза уже крали, приходилось заказывать новую. Войдя во вкус, я присовокупил рассказ описанием того, как добропорядочные бюргеры в округе все знали, но относились безразлично к жирному черному пеплу, оседающему на поля и отвратительному дыму, вырывающемуся из-за деревьев, за которыми начинался забор с колючей проволокой. Рассказал про систему охраны – проволока под напряжением и небольшой промежуток зеленой травы перед забором. Даже эвфемизм такой появился – «шагнуть на траву» - это означало покончить с собой – если кто-то из узников наступал на эти полметра газона перед забором – то сразу получал пулю в голову. Быстро и безболезненно.

Пока я все это выкладывал, Настя бледнела и не знала, куда девать глаза, всюду натыкаясь на объекты, о которых мне было что рассказать, а Игорек наоборот – сиял от радости и краснел от жары, но гребанную свою худи не снимал. Хоть бы рукава закатал, дурак!
В музее тоже было много всякого – экспозиция по истории нацизма, всякие агитационные плакаты, краткая история прихода НСДАП к власти в фотографиях. Лично для меня самым страшным экспонатом являлась гигантская карта Германии и приграничных стран, по которой щедро были разбросаны кубики «лагерей смерти», лагерей для военнопленных и просто «конечных станций», где был только большой овраг и пулемет. Настя пялилась на все это в почти суеверном ужасе, будто не желая верить, насколько страшное деяние может совершить один человек против другого. Игорь же лыбился, как опереточный злодей, который скидывает главного героя в пропасть – только дьявольских огоньков в глазах не хватало. Начав догадываться, я отвел его в туалет и там мои догадки подтвердились. Задрав рукава, чтобы помыть руки, он обнажил другие «рукава» - мне даже не хватило времени, чтобы все это разглядеть. Чего там только не было – свастики, руны, головы овчарок и питбулей, железные кресты и прочая скинявая символика. Ну, теперь понятно, чего он сюда так рвался – будет потом хвастаться перед бритоголовыми друзьями. Мне, честно говоря, тоже стало немного неприятно – все-таки я и сам немножко еврей, а тут – это. В целом, Игорь был приятным в общении человеком, совсем не глупым и неплохим парнем. Но тут же в глаза начали бросаться всякие шрамы, сбитые костяшки, привычка поигрывать цепью на джинсах. В общем, я виду особо не подал, клиент есть клиент. Хотя и дурак невероятный – за такие портаки здесь вообще-то вполне реально присесть на полгода. Ну и черт с ним!

Особенно разошелся я в секции музея, рассказывая обо всяких нацистских экспериментах над людьми – сверхнизкие температуры, высокое давление, вивисекция и такое, о чем даже здесь говорить не хочу. Скажу лишь одно – японцы немцев все равно переплюнули. Хотя, с другой стороны, у этих экспериментов в том числе была оккультная составляющая – все эти общества Туле и Анненербе, они такого наворотили в попытках создать своего, арийского «сверхчеловека» по Ницше – до сих пор в голове не укладывается.
Последней часть музея были списки пострадавших в Дахау – теперь переработанных в поисковик по фамилиям. Я вводил свою фамилию и никого не нашел, Настя тоже с облегчением отметила, что и ее родню эта участь минула. Игорь, конечно же, ничего искать не стал. Ну и зря – а мне было бы интересно.

Бараки почти все снесли – осталось только два, и оба были репликами – американская армия уж больно лютовала при освобождении. В общем-то ничего интересного, барак как барак, только очень тесный – с кроватями в три этажа и узкими проходами между ними. Игорь со своими плечами вообще не пролез.

Бункер – штука более интересная. Бункер – не тот, который подземный, а название такое. По сути, вытянутое одноэтажное здание с узкими окнами, забранными решетками. По сути – здание с карцерами. Мне лично это место казалось не очень интересным, Настя предпочла остаться на улице, а Игорь подолгу задерживался у каждой камеры, прося меня перевести ему надписи, глубоко вдыхал затхлый воздух, растягивая ноздри с видом явного наслаждения. Хотя, по-моему, он провел так много времени в бункере просто потому что там было прохладно. Что и говорить о его придурочной худи, если я стоял в футболке и парился. Ну, идиоты должны страдать.

К крематорию Настя отказалась идти наотрез, мы ее еле уговорили хотя бы дойти с нами до здания и остаться снаружи. Там, собственно, смотреть долго особенно не на что – сам-то крематорий размером со среднее сельпо. Но Настя тут же пожалела о своей маленькой уступке – кто-то решил расширить композицию – перед крематорием стояла громадная распечатка черно-белой фотографии – выглядело это как настоящая гора трупов. Истощенные, лишенные пола, имени и личности тела лежали вповалку, люди, превращенные в вещи. Я, честно говоря, видел эту штуку тоже впервые, так что мне стало немного не по себе – уж больно пропорционально, реалистично выглядел этот кусок фото, изображающий то, что было на этом самом месте семьдесят с лишним лет назад. Весеннее щебетание птиц, зелень, цветочки в траве вокруг ужасно диссонировали с пугающей композицией. Игорек – дебил – попросил его сфоткать напротив здания крематория и этого штабеля трупов. Придурок не удержался и зиганул перед тем как я нажал на кнопку. Благо было раннее утро и у крематория еще никого не было. Хотелось дать ему в челюсть, но я бы не дотянулся, а потом бы еще и не выжил, так что я просто объяснил придурочному нацисту, что здесь за такое можно серьезно загреметь. Игорь извинился, пообещал впредь такого не делать. Ладно, сейчас покажу ему крематорий, посажу на электричку и больше их никогда не увижу. Пусть сам Хофбройхаус ищет, тем более, что это уже давным-давно не то место, где неудавшийся художник толкал свои передовые речи.

В общем-то в крематории самым интересным были вовсе не печи. Настя осталась ждать на улице, поэтому тут уж я не боялся использовать в речи яркие обороты и тыкать пальцем на то, что люди обычно стараются не замечать. Тут тебе и бурые разводы вокруг сливов в мертвецкой, и крючки без номеров для одежды, ну и самое главное – газовая камера с подписью на немецком «Душевая», с приоткрытыми железными дверями из толстого железа.. Потолок в помещении был очень низким и Игорю приходилось пригибаться, чтобы стоять. Для пущего впечатления от экскурсии я закрыл обе стальные двери, и, слегка картавя на немецкий манер, начал рассказывать о процедуре. Вы скажете, что это моральная проституция, а я скажу вам, что хочу платить за учебу, и не вижу ничего плохого в том, чтобы зарабатывать имидж хорошего и интересного экскурсовода. Рассказал о процедуре отбора – как детей и стариков забирали на «дезинфекцию», заставляли раздеться, даже выдавали бумажные номерки и отправляли в душ. Душевые головки и правда свисали со стен с обеих сторон – их использовали, чтобы смыть мочу и фекалии в газовой камере, ну и что там еще остается после умирающего человека. Однако, настоящий «душ» узники получали из широких раструбов в потолке, через которые внутрь помещения ссыпали кристаллики «Циклона Б» и те вступала в реакцию с кислородом. Газ медленно поднимался под потолок – сначала умирали взрослые, потом, когда взвесь оседала – дети. Пока я рассказывал, Игорь мерил шагами газовую камеру, ковырял пальцами стену, принюхивался, чуть ли не лизал. Мне, честно скажу, стало не по себе от его поведения. Я сказал, что на этом экскурсия закончена, он сказал что-то вроде «Постой с Настькой, я еще тут осмотрюсь».

Я сел на скамейку рядом с девушкой, та, вроде подуспокоилась, хотя ей было явно не по себе во дворике крематория, где когда-то были убиты сожжены десятки тысяч человек. Я закурил, и Настя украдкой несколько раз брала мою сигарету затянуться. Затягивалась и экскурсия – Игорю, похоже, было на редкость комфортно в этой комнате массовых казней. Наконец, минут через пятнадцать мне надоело ждать, и я уже было поднялся со скамейки, когда услышал приглушенный крик. Кричал явно Игорь – он звал на помощь. Застрял он что ли? Или у него-таки случилась истерика на фоне моих рассказов? Я даже на секунду загордился собой, но все же бросился на помощь неприятному клиенту. Дверь в газовую камеру была закрыта, что со стороны мертвецкой, что со стороны раздевалки. В дверь раздевалки барабанил Игорь, умоляя его выпустить оттуда. Казалось, что у него не менее десятка рук и ног, потому что барабанил он непрерывно, не переставая выть на разные лады. Мне даже показалось, что я услышал детский плач – вот до чего человека довел.

Я скорее сбегал за служащими и привел их к крематорию. Когда те открыли ржавую, но все еще герметичную дверь, на полу обнаружился Игорь. Глаза его выражали ужас, а пальцы царапали горло и грудь. Разумеется, служащие тут же вызвали скорую, но когда врачи приехали, Игорь уже скончался. Сказали, от отравления синильной кислотой.
Потом приехала полиция, и меня и Настю сначала успокаивали, потом допрашивали, потом снова успокаивали. Экспертиза показала, что под ногтями у Игоря оказалась «берлинская лазурь» - остаточный осадок на стенах, какой бывает, когда в помещении испаряется «Циклон Б» и подобные соединения. Некоторые вкрапления могут содержать достаточно цианидов для отравления и даже смерти – переводил я слова полицейских Насте, но та не слушала, будто в каком-то ступоре. Наверное, это был шок.

В любом случае, мне все еще нравится водить экскурсии в Дахау. Только в газовую камеру я больше не захожу, и от крематория держусь подальше. Я не боюсь «берлинской лазури», нет, ее давно уже вычистили из стен, чтобы памятник был безопасен для туристов. А боюсь я того, что тогда, через толстую железную дверь я слышал плач и крики не одного только Игоря.