Повседневность. Обычный день. (1 глава)

Она вновь закрылась в комнате, легла на диван, закинув руки за голову, и начала пялится в натяжной потолок, где смутно виднелось её отражение и мебель вокруг. Банальная серо-синяя комната, с синим ковром, рабочим столом и двумя большими шкафами. Напротив дивана висел телевизор, где на первом канале опять что-то рассказывали о террористах, взрывах и пробках. Нервно нащупав на полу пульт, она всё же смогла выключить звук — очередной вечер за просмотром немого кино. В комнате стоял полумрак из-за зашторенных окон. Она снова берёт книгу, лежавшую рядом с кроватью, и недовольно цокает: опять закладка выпала. Придется искать страницу, на которой вчера остановилась. В коридоре снова слышится скандал родителей, но она даже не обратила внимание на внезапный раскол тарелки о её дверь.

Грохот входной двери заставляет её отложить книгу и лёжа дожидаться нового наказания. Внезапно в комнату влетает женщина лет сорока, резко хватает её за длинные русые волосы и стаскивает с кровати (она ведь легкая). Из-за искалеченной психики она весила сорок килограмм при росте в метр семьдесят. Женщина оттащила её на кухню, но, не услышав ни звука боли или крика, отпустила волосы. Она упала на пол, ударившись затылком о бетонный пол, покрытый линолеумом. Из глаз начали струиться слезы, но выражение лица не изменилось. Приподнявшись на колени, она вновь хотела встать на ноги. Но резкий удар в лицо заставил вновь упасть на угол стола — она почувствовала, как по шее заструилась багровая жидкость. Сморщив нос, она прикоснулась к затылку, подумав: «Опять гематома…». Это уже вошло в привычку — боль больше не значила ничего. Ей просто хотелось, что бы это поскорее кончилось. Женщина достала из-под раковины влажную, вонючую тряпку и кинула ей в лицо.

— Приберись тут и свали с глаз долой! — на женском лице красовался новый синяк под глазом и следы больших рук на шее. Скривив лицо в отвращении, дама удалилась в зал, где оставшийся час ревела навзрыд.

Она, стянув тряпку с лица, начала вытирать окровавленный пол, но на полу была не только ее кровь. Собрав осколки разбитой посуды, она застыла. Достав из пакета осколок, она приложила его к вене, но, услышав ключи в замочной скважине, дрогнула и быстро спряталась за холодильник. Она угадала: в следующую минуту на кухню влетает мать, припечатавшись об тот же угол стола, что и она. Пьяный мужчина с щетиной и бутылкой в руке начал пинать онемевшее тело женщины. Она молчала, сидела, заткнув рот, — ведь если выдаст себя, то синяками не отделается. Мужчина, не встречая сопротивления со стороны женщины, взял её за руку и потащил в спальню.

Сидя за холодильником она не дышала, прислушиваясь. В родительской комнате были слышны поскрипывания кровати и тихие стоны мужчины. Она бесшумно выползла из-за холодильника и направилась в сторону выхода. По затылку струилась кровь, но она не обращала внимание. Всё, что она хотела, так это быстрее сбежать, пока и ей не перепало. Но удача сегодня отвернулась от неё. Из родительской комнаты вышел отец: за приоткрывшейся дверью она видела обнажённое тело своей матери, всё в страшных гематомах и кровоточащих ссадинах. Присмотревшись, она заметила, что тело не дышит, в мозгах пронеслось: «Доигрался — сломал игрушку. Но если не двинусь, закончу как она».

Мужчина одним резким движением схватил её за горло и поднял над собой, она уже представляла, какими способами он захочет поиграться с ней. Но неожиданный позыв мужчины заставил откинуть её тело в дальний угол коридора. Спустя пару минут из туалета начали доноситься стоны и звуки выворачивающегося желудка. Это и есть милость Бога? Нет, просто перепил… Она взяла из комнаты свою любимую книгу и выбежала из квартиры, направляясь на чердак. Проскочив в мгновение ока несколько лестничных пролетов, она уже пряталась на крыше дома, для безопасности отбежав на другой конец, села и начала тихо постанывать, пытаясь выговорить: «М.Ма.ма, пр.прости…». Но не долгой была минута уединения — взбешённый мужчина с окровавленной футболкой и ножом для мяса в руке начал быстро продвигаться в её сторону.

Не отводя взгляда от надвигающейся угрозы, она начала нервно ощупывать покрытие крыши в надежде найти хоть что-то для обороны. Мужчина уже стоял в пару шагах от жертвы, как вдруг она схватила арматуру и, позволив охотнику приблизится к себе, оглушила одним мощным ударом. Отец сразу же потерял сознание, на её лице появилась коварная ухмылка.

***


Спустя час мужчина попытался открыть глаза, но веки были тяжелее любой гири. Наконец очнувшись, отец понял, что лежит у себя в комнате, на кровати, где недавно собственными руками убил жену. Окончательно проснувшись, он осознал, что связан, каждая конечность была прикреплена к своему углу кровати, а рот завязан плотной тряпкой, его окровавленной футболкой. Мужчина попытался выбраться, но жгуты были слишком тугими, казалось, ещё чуть-чуть, и руки уже придётся ампутировать — но его это волновало меньше всего. Рядом стоял маленький прикроватный столик, на котором лежало множество различных инструментов, в число которых входили тот же нож для мяса, которым он пытался прирезать дочурку, куча иголок, швейные ножницы, плоскогубцы. В дверном проёме стояла она, всё так же нагло ухмыляясь. В её руках находился последний инструмент — топор. Она не спеша подходила к кровати, пока её отец бился в истерике, истекая слезами и соплями. Через ткань мужчина пытался кричать, умолять, угрожать, но она даже не дёрнулась.

Взяв плоскогубцы, она схватила его руку: мужчина перехватил тонкое запястье и пытался сломать, но вовремя отпустил, когда она другой рукой схватила топор. Немного засмеявшись, она прошептала:

— Ещё раз схватишь и лишишься самого драгоценного… — она ухватила указательный палец правой руки и схватила край ногтя железными щипцами.

Мужчина не смог ни крикнуть, ни пошевелиться, он молча ждал исхода. Один рывок, и ногтя уже нет на месте. Глухой крик в ткань наполнил комнату, из пальца начала течь кровь. Дав немного успокоиться жертве, она отложила щипцы и взяла иголку, медленно начиная вводить её в мясо, прокалывая насквозь. Отец уже не сдерживался и кричал что есть мочи. Она проделала такую операцию с каждым пальцем руки и ноги, попутно рассказывая про маму.

— Она была поистине святой женщиной… Когда мы были одни, она ни разу не подняла на меня руку, даже не кричала. Но встретившись с тобой, она стала злой и нервной, из-за твоих каждодневных побоев она уже начала терять разум. Я так долго кричала и плакала. Пять… пять долгих лет я терпела твои издевки над ней, — тем временем позади неё стоял стул, где сидела уже бледная мать, накрытая простыней. — Знаешь… сейчас я вспомнила, что у меня был кот, кажется, его звали Дымок. Когда мне было грустно или плохо, он всегда был рядом, ночью всегда спал в ногах, согревая их. Но в первый же день твоего проживания здесь его не стало… Его убил ты, но не за дело. Он всегда тебя боялся, избегал при малейшей возможности, но когда он случайно выбежал в коридор, то встретил тебя. Ты не задумываясь пнул его о стену. Скатившись со стены, он попытался ползти… Он выжил с многочисленными переломами рёбер и лап. В состоянии шока Дымок пытался уползти на своих сломанных лапках, но ты не дал… Ты подошёл к нему, а он, поднимая на тебя свои голубые глазки, истошно мяукнул, отхаркиваясь кровью. Ты… Просто затоптал его… Ты получал от этого удовольствие, не наступал на голову, а только на тело… Что бы он смог прочувствовать всю боль, ты не подарил ему легкую смерть… Когда ты насладился его муками, то просто ушел в кухню издеваться над мамой… А я… Мне было десять лет! Я сидела в коридоре, держа его в руках: он был похож на фарш. От кота… от него осталась только голова, тело же было похоже на мешок костей и мяса… Он умирал час… Час, истошно издавая какие-то звуки, подрагивая ломаными лапками, из его рта текла струйка крови, но он все продолжал издавать хрипы… Сейчас я думаю, что он просил убить его, но, даже поняв это, тогда, я бы не смогла…