Хрустальная люстра

В год свадьбы мой отец купил своей жене прекраснейшую хрустальную люстру. Она весил целую тонну и была высотой аж в два лестничных пролёта. Она был столь огромна, что отцу пришлось объездить всю Британию в поисках дома, где такую громадину можно бы было разместить. Выбор пал на очень старый особняк, больше напоминавший дворец, в одной уэльской деревушке. Дом состоял из шести этажей, а в центре его располагался округлый атриум со стеклянной крышей. Вдоль стен спиралью вилась лестница, описывая круги вокруг гигантской люстры, висевшего в центре.

Я мог целыми днями валяться на полу под стеклянной крышей и с упоением наблюдать за лучиками света, игриво отражавшимися от кристаллов хрусталя на стены и распадавшимися на маленькие радужки. Мама постоянно улыбалась, глядя на меня, и делилась впечатлениями с папой. Она считала меня романтиком, мечтателем. Отец тоже улыбался, но никогда на меня не смотрел. Его любовный взгляд был прикован к маме. По крайней мере до тех пор, пока не родился мой брат, Джордж.

Но я не был мечтателем, вовсе нет. Лёжа под люстрой, я беспрестанно боролся со сном, то и дело подступавшим ко мне. Гораздо веселее было танцевать под звёздами, в безоблачные ночи сверкавшими на небе. Когда сквозь стекло проникал лунный свет, хрусталь разбивал его на миллионы мельчайших звёздочек, разлетавшихся по стенам атриума. А под их весёлый, живой, неслышимый танец начинал танцевать и я.

Однажды я пробудился от дневного сна. Причиной этому послужил громкий скрип металла. Я едва успел выбежать на балясину, и прямо при мне крепления люстры раскололись надвое. Сначала вся масса хрусталя обрушилась на пол-этажа, повиснув на своей последней опоре — на тонкой нейлоновой верёвке. Снизу сидел мой брат. Джордж был увлечён игрушечной железной дорогой, и я крикнул в его сторону, вниз. Он лишь успел бросить на меня последний взгляд, после чего летящая сверху перекрыла мне вид, падая с пятого этажа прямо на Джорджа. И на маму, которая бросилась к сыну в отчаянной попытке его спасти.

Отец прятал свои горькие слёзы, закрываясь от меня в своей комнате. Через неделю после гибели мамы и Джорджа папа починил хрустальную люстру и повесил её на то же самое место. Наверное, чтобы почтить память о маме, которая так любила эту люстру. Вероятно, отцу нравилось смотреть на неё и вспоминать о своей жене. Но мне хотелось думать, что он повесил люстру назад ради меня, ведь я обожал её больше всех.

Но люстра уже не была прежней. Величие и великолепие, которыми она обладала ранее, казалось, померкли в абсолютном спокойствии и недвижимости, походившими на смерть. Радужки поредели и обесцветились, а звёздочки, некогда бесконечно танцевавшие на полу и на стенах, больше никогда не появлялись. Отныне атриум был чёрным как уголь.

Я всё ещё провожу дни и ночи лёжа на полу и глазея на хрустальную люстру, мечтая о возвращении его былого волшебства. Порою мне даже кажется, что я вижу отголоски тех ярких красок, витали вокруг канделябра ранее. Но чаще я ничего не вижу.

Хотя «ничего» гораздо лучше того кошмара, который временами пронзает моё тело. Иногда я чувствую голод и боль в животе. Иногда тёмные ночи и унылые дни проясняются. Иногда я вижу истинный облик хрусталя. Потому что иногда я вспоминаю, что в тот день отец повесил вовсе не люстру. А себя.