Дневник приюта "Хотару Мичио". История о Тамо-весельчаке

Мир... Как много смыслов несет в себе одно слово.
Для кого то это обитель, лишенная войн, слез и страданий. Где нет места окоченевшим от холода сиротам и изголодавшим людям, что от гонений и вечных скитаний стали походить на живые трупы.
Для другого это утопия, то, чего он желает, но чего никогда не получит. Вечное стремление вникуда, или неспособность очнуться от мечтаний.
Для некоторых мир - это ничто. Нет, такой человек тоже вкладывает особый смысл в эти слова, просто для него "мир" ничем не отличается от того, что у него творится за окном собственного дома или на душе.
Кто то рожден с мечтой о мире, кто то стремиться всю жизнь создать этот мир, кто то в нем вконец разочаровался, а кто то и никогда не знал о нем...


Глухое место, окруженное густым лесом, скрывающим малейшие лучи солнца, пытающиеся ворваться в эту прогнившую своей жестокостью деревеньку. Людей там почти не было, разве что один из воспитанников приюта "Хотару Мичио". Можно было с уверенностью заявить, что приют - и есть деревенька, что долгие годы была сокрыта от глаз обычных людей.
Помимо покосившегося ветхого здания, что так и было увешано рисунками самых ужасных страхов и кошмаров детей, здесь можно было увидеть мальчонку, лет семнадцати. Он единственный, кто остался здесь. Остальные убежали, и деревенька стала еще более глухим местом, куда мог попасть лишь заблудившийся путник, который по несчастию своему, не мог потом покинуть "Хотару Мичио".
Ибо несчастного путника ждал мальчик в желтой футболке, держащий в руках садовые ножницы. Лицо исполосовано глубокими следами лезвия, пустые глазницы, вечно подергивающаяся улыбка и дикий смех, смешанный с громкими во весь голос рыданиями.

Кем был этот мальчуган? Ты действительно хочешь узнать имя моего друга и одного из моих братьев? Что ж, тогда слушай, ведь потом тебе придется послушать и меня.

Все мы попали в этот приют не случайно. Это было место, где собирали неуравновешенных и опасных для общества детей, с целью перевоспитать. На тот момент все мы были жестокими убийцами, которым несмотря на столь юный возраст (а нам тогда всего 8-14 лет было) светила смертная казнь. Черт, теперь я понимаю, что лучше бы они меня еще тогда застрелили, когда я стоял над раскромсанным трупом подруги, чьи глаза я безостановочно протыкал и размазывал по лицу ножом, словно яичницу по тарелке. Я все делал аккуратно, чтобы она после всего этого выжила... но я не справился. Она умерла, когда ее кости с громким треском раскрошились под моим молотком... Я не увидел, как она испустила последнее дыхание, меня скрутили и посадили в машину, а скорую даже не посчитали нужным вызывать, ибо настолько сильно она была изуродована. Это не я, это они жестоки. Они не уничтожили меня, они не помогли ей... хотя возможно это и к лучшему. По крайней мере сейчас я могу написать и рассказать обо всем тебе, читатель.
Я попал в этот приют, там было полно таких же диких, таких же странных, таких же жаждущих воткнуть ручку в горло детей. Первая неделя была самой тяжелой, ибо нас даже не пришлось "отсеивать", как это говорила наша заведующая Хадзиме Кори. Чем она отличалась от нас? Наверное только возрастом и тем, что в ее руках была власть над нашими жизнями, в душе она была не менее жестокой. Она часто нас наказывала, даже без причины.
Но вернемся к первым дням. Первые три дня я никогда не забуду. Тот страх закрыть глаза, ужас от малейшего шороха, реальный ужас от нахождения с кем то даже на расстоянии одного метра. В первый день меня чуть не убил мальчик, пытавшийся гвоздями приковать мое тело к заброшенному храму, дабы поиздеваться надо мной как можно больше, чтобы к утру осталось лишь висящее, словно тряпичная кукла, тело, нашпигованное ржавыми гвоздями и располосованное садовыми ножницами. Я сбежал и прятался первые дни на кладбище, которое было вблизи приюта из за частых смертей и "отсеиваний".
Я любил одно место, которое стало одним из самых светлых воспоминаний в моей жизни. Если выбраться из приюта через маленькую, почти незаметную дверь западного крыла, то можно обнаружить комнатку, где держали старый, прогнивший и трещащий по швам гроб, внутри и рядом с которым лежали куклы, красивые красные ножницы, иглы и шелковые нити. Это было моим самым любимым местом, потому что там я обрел настоящих друзей. Там я и нашел Тамо, паренька, возрастом чуть старше меня.
Желтая футболка со смайликом, испуганный взгляд темно синих глаз из под огромных очков, взъерошенные черные волосы и вечно дергающийся уголок рта. Таким я его увидел, таким и запомнил до конца жизни. Несмотря на огромный нож с которого капали свежие струйки крови, он вежливо протянул мне руку и как то мило и неуверенно улыбнулся.
- Я Тамо. Не бойся, просто я хотел помочь одному мальчику, но он, видимо, не так меня понял и пытался напасть на меня...
Не знаю почему, но я ему поверил. Может он врал, чтобы не спугнуть меня или просто догадываясь, что сейчас в моем кармане лежат ножницы. А может и говорил правду. Во всяком случае, сейчас я готов был поверить этому мальчику... сейчас...
Как оказалось, он довольно мил и дружелюбен. Он был одним из первых воспитанников приюта, живший в стенах "Хотару Мичио" почти три года. Он рассказывал о том, как здесь можно выжить, о том, сколько "поколений" (так у нас назывались партии привезенных детей в эту деревеньку, я, кстати, из пятнадцатого "поколения"), где лучше всего спрятаться от наплыва новичков и чего по настоящему стоит бояться.
- Скажи, почему ты мне все это рассказываешь? - я задал ему этот вопрос во время похорон очередной партии новичков. На тот момент уже сменилось три поколения и я с Тамо смог хорошо сдружиться.
- Не строй тут из себя избранного, я многим это говорил, просто выжить за это время смог пока только ты. Многие ребята, несмотря на свое прошлое, пытались вернуться к нормальному... поэтому они и не выжили... глупцы- после этого уголок рта Тамо начал с еще большей силой дергаться, а глаза предательски заблестели. Мой приятель тут же рванул со своего места, прекрасно осознавая, что если уж слезы не удалось сдержать, то вырывающийся крик он должен держать в себе во что бы то ни стало.
-...И помните, дети, главное улыбайтесь.- закончила свою речь мадам Хадзиме. Она всегда говорит нам улыбаться. Следуя этому "закону для всех без исключения", все дети, что сумели выжить хотя бы поколение, превращались в забитые и истерзанные изнутри, но лучезарно улыбающиеся снаружи куклы. Мы убивали друг друга и улыбались. Когда нас терзала мадам Хадзиме, мы улыбались. Срывая скальп, мы улыбаемся. И даже когда плачем, мы улыбаемся.
Едва колокол отзвонил и всем сказали расходиться, я тут же рванул в ту заветную каморку западного крыла, где наверняка и был мой друг. Спотыкаясь о камни, задыхаясь от быстрого бега (недавно меня пырнула в живот одна девчонка, а также пришлось пережить наказание мадам), я добежал до двери.
К своему ужасу я обнаружил скрючившегося на полу в луже крови Тамо. Парень заливался смехом, смешанным со стонами.
- Все таки ты пришел... Стой на месте, я прекрасно слышу, мне не нужна ничья помощь.- воскликнул он, едва услышав звук распахнувшейся двери. Поднявшись на трясущиеся ноги, держа в руке обагрившиеся кровью ножницы, передо мной стоял Томо, с зияющей и кровоточащей пустотой вместо глазниц.- Если я плакал, чем же я лучше тех глупцов, что и ночи здесь не протянули? Но теперь я не позволю этого себе, теперь из моих глаз не скатится ни одна слеза. Я больше не буду плакать!- прокричал он, задыхаясь от боли и смеха. Он цеплялся руками за лицо, царапая его. Он пытался что то найти в комнате, но то и дело натыкался на острые предметы, что втыкались в его и без того истерзанное тело.
Я пытался его остановить и удержать, однако он впал в безумие и начал размахивать единственным острым предметом в его руке. Лезвие прошлось по моей шее, оставив ощущения боли, сменившееся таким приятным, таким неописуемым чувством тепла. Прежде чем упасть на пол, я увидел окаменевшее от осознания содеянного безглазое лицо Тамо. Парень словно очнулся, ринувшись навстречу ко мне, но дальше я ничего не помню.

Очнулся я от удушающе тугих повязок на шее и жуткой жажды. Я лежал в своей комнате (а в ней я почти не бываю из за того, что помещения, что выделяются каждому воспитаннику приюта, являются самым опасными для жизни, местом.). Рядом со смой сидел причитающий Тамо, слова извинений которого превратились в бессвязное монотонное мычание. Парень сидел в неподвижном, казалось окаменелом состоянии.
- Дай воды...придурок...- до ужаса хриплым голосом прошу я своего отчаявшегося друга, который тут же вскочил со своего места.
- Ах ты ж зараза!- впервые в смехе Тамо я услышал радость. Несмотря на мое (да и свое) весьма потрепанное состояние, парень бросился прямо ко мне на койку с обильными тумаками, взъерошиванием волос и крепкими объятиями.- Идиот! Почему пошел за мной? Почему не донес на меня мадам Хадзиме? Почему не прикончил меня в конце концов?
- И кто тут из нас еще идиот?- превозмогая жуткую боль в горле, позволил я себе усмехнуться.
- Как бы то ни было, сегодняшней ночью ты точно отсюда с места не сдвинешься. А если хоть на несколько часов тебя оставить, можно будет на завтра готовиться к новым похоронам...- как бы рассуждая с самим собой, бубнил Тамо под нос, пока я с довольно жалкими и смешными попытками пытался сделать глоток воды; в итоге я обрызгал Тамо и водичкой и слюнями...- Тьфу ты, бактерия подбитая.
- Извини.- виновато произнес я, глядя на друга, который с наигранной брезгливостью пытался стряхнуть с футболки мокрое пятно.
- Проехали... Слушай, меня сейчас некоторое время не будет, ты не бойся, все образумится, обещаю.- уставившись пустыми глазницами прямо на меня, Тамо выглядел через чур сосредоточенным и обеспокоенным, словно в голове его назревал какой то грандиозный план.- Обещаешь не сдохнуть?
- Если тебе от этого станет легче, то тогда обещаю.- отвечаю я, чувствуя, как сознание снова погружается в сон.
- Ну дрыхни, бактерия. По крайней мере криков не услышишь...


***

Сны. Проносящиеся калейдоскопом, который сменяет картинки с невероятно высокой скоростью, где ты ничегошеньки и запомнить то не успеваешь. Это были даже не сны, скорее воспоминания, те далекие и недавние, светлые и терзающие, то, что хотелось навсегда забыть или оставить в уголках памяти до конца смерти.
Вот передо мной стоит Тамо, с книжкой и пакетом с едой в руке. Он отчаянно пытался одновременно мне что то рассказать и съесть несчастную булочку, что мне тогда удалось стянуть с кухни для нас.
- Слушай сюда! Если хочешь жить, запомни ка кое что. Если хочешь не попасть под "отсеивание", то старайся хотя бы не меняться в худшую сторону. Чаще улыбайся, меньше убивай и как можно реже попадайся на глаза мадам Хадзиме. Запомнил, неуч?
- Агась,- ответил я, чуть не подавившись булочкой, глядя на эдакое воинственное и полное серьезности лицо Томо.- Твоя речь имела бы куда больший эффект, если бы у тебя не была расстегнута ширинка.
- Зараза,- буркнул паренек, отчаянно покраснев и разозлившись, отчего увесистая книжка полетела в меня, оставив на лбу довольно чувственный синяк.

***

Дальше появилась картинка, когда Тамо носился по коридорам приюта, распевая назло всем мелким и до сих пор дрыхнущим юным маньякам песни. Парень знал, что на часах шесть утра и что голосом мать природа не одарила, однако это не меняло его расчудесного расположения духа.
- Проснись и пой!- влетев в коморку, где я в это время спал под грудой тряпья и ленточек, Тамо начал меня тормошить и что то объяснять.
- Заткнись и спи,- буркнул я на столь бурное приветствие, однако меня никто не слушал.
- Ты пойми, она конечно бывает через чур резка... особенно когда в руке топор, но она в душе просто душка... а еще ее черные глаза, налитые рубиновым цветом... а еще ее убийственный, полный страсти и любви характер...А как она улыбается!...
- Ты пил вино из кабинета мадам Хадзиме? Чувак, ты пьян.
- Это ты идиот! Ты не понимаешь, я ее сегодня спас от смерти, а еще от наказания. Хотя и наказание то пустяковое было,- объяснил он, демонстрируя руку без двух пальцев.
- Ты о той истеричке, которая чрезвычайно метко орудует топориками? И это все ради нее?
- Ради Юмико мне ничегошеньки не жалко.
- Мда...
- Не смей ржать!
- А я и не собирался
- Тогда чего лицо такое, будто в платье свадебном меня увидел?
- Да нет... просто в роли шафера себя представил...
- Зараза!
- Ну хоть подружкой невесты разреши быть!
Дальнейший диалог прекратился, ибо в ход переговоров пошло швыряние вещей и обильная, но не обидная ругань.

***

- Бросай, бросай говорю, идиот! Да не меня, шоколад бросай!- вопил Тамо, обессиленно повиснув на мне из за ранения в бок. Мдя... нажили мы на голову приключений. И как прикажите мне одному тащить на себе два груза, одновременно уворачиваясь от обильного обстрела. (Два груза - это я имел ввиду подбитого друга и пакет сладостей).
- Не ныть! Я двоих тут не оставлю! Шоколад я люблю, а если коньки откинешь ты, то мне завтра придется во всех коридорах твою кровушку подтирать, которой ты сейчас обильно поливаешь пол.- ободряюще отвечаю я другу.
- Да ты мастер утешать!- прохрипел Тамо. Паренек что то начал нечленораздельно бормотать, прежде чем потерять сознание, однако, я клянусь, слышал, как он обозвал меня "заразой".

***

- Тамо, так ты пойдешь? Сегодня же... сегодня ты должен там быть,- пытался я как можно осторожнее намекнуть другу о скорых похоронах. Сегодня хоронили Юмико... она умерла от болевого шока. Тамо, как только услышал об этом, заперся в каморке и вот уже третий день оттуда не выходил.- Слушай, ты должен быть там! Тебе тяжело, но ты должен это преодолеть и отдать дань Юмико.
За дверью слышен сухой смех.
В последнее время Тамо и впрямь проводил с ней много времени, он ее очень сильно полюбил. Хватало хотя бы того, что Юмико перестала швыряться при любом удобном случае в меня топориками - это уже было изрядным достижением. Тамо же был образцом галантности и заботы. Он всячески старался ее оберегать...
В это мгновение дверь распахнулась, взгляду предстал Тамо, бледнее, чем обычно, порезов по всему телу стало больше, под глазами залегли темные круги, больше напоминавшие синяки, уголок рта у него дергался чаще, чем обычно.
- Что ж, я не успел. Не сегодня, так завтра я завершу запланированное. Осталось недолго.- глядя в никуда бормотал Томо, направляясь к выходу. Что ж, рад, что он все таки будет там. Он нужен был и мне... и Юмико.
***



Я очнулся от своего долгого сна. Шея ныла, голова болела, а в нос ударил резкий запах горючего. Во всем приюте царил хаос. Крики ужаса, плач, смех, топот десяток ног, шум разбивающихся предметов, визг лезвий, хруст костей и звуки разрываемой плоти... Что же творилось в "Хотару Мичио"?

Несколькими часами ранее.

Все уже давно спали. В коридорах царила давящая на уши тишина. Одинокая фигура казалось бесцельно бродила по окрестности приюта. Силуэт ребенка, крепко держащего ножницы, да так, что на руках оставались глубокие порезы, медленно, слегка пошатываясь, шла в комнату мадам Хадзиме.
- Давно пора было с тобой покончить... Наконец то сегодня я всех спасу... Теперь и вы, мадам, никогда больше не будете плакать...- словно в бреду бормотал Тамо, на ощупь двигаясь по коридорам, цепляясь за стены и внимательно прислушиваясь к малейшему шороху.
Вдруг сзади раздался едва уловимый шелест юбки. Все таки его пытаются остановить. Глупцы...
Чуткий слух не подвел Тамо. На него с серпом в руке накинулась девчонка, пытающаяся нанести быстрый удар в область шеи. Однако ножницы, что со свистом резанули воздух, оказались быстрее.
- Глупая, зачем ты сюда полезла?! Я хочу помочь! Чего же ты молчишь? Тебе больно?... Ты плачешь?- уставившись пустыми глазницами в лицо девочки, изо рта которой с булькающими звуками хлестала кровь, а на глазах блестели слезы, Тамо вдруг засмеялся,- Не волнуйся, ты тоже больше не будешь плакать!
Он на ощупь нашел хрупкую шею девочки и, с силой за нее ухватившись, начал быстро и аккуратно вырезать глаза. Лицо его жертвы превратилось в месиво из за хлеставшей изо рта и глаз крови.
- Ты ненавидишь меня. Ты желаешь пощады и смерти... Но я еще не закончил...- с этими словами он провел пальцами по очертаниям кривившихся от боли губ.- Ты должна улыбаться!
Весь приют огласил дикий смех. Теперь Тамо никто не мешал, теперь он мог сделать тоже самое и с мадам Хадзиме. Он мог теперь и ее заставить больше не плакать и всегда смеяться. А если потребуется, то больше никто в этом приюте не заплачет.

Десятки детей в одних ночных рубашках повыскакивали из своих комнат и, ни капли не мешая, с выжиданием смотрели на безглазого мальчика. Вот он уже внутри. В комнате, которая представляла собой спальню, кабинет и камеру пыток, стояла огромная кровать, дубовый письменный стол, камин, а также кресло с ремнями, на котором сидел наверняка каждый воспитанник. Раздался крик, после которого последовали громкие удары, звуки лезвия ножниц, которые буквально он вколачивал в тело ненавистной женщины. С ней он обошелся куда хуже, чем с той девчонкой.
Проводя ножницами от одного виска к другому, он избавился от ее глаз, напоследок размазав их по всему лицу. Затем он схватил ее язык и начал его безжалостно протыкать, рубить и резать... в итоге оставив лишь кровавые ошметки.
Пока мадам лежала на полу, схватившись за лицо и скрючившись от боли, Тамо двинулся к камину. Там он без труда нащупал кочергу. Крепко держа в руках свое новое орудие пыток, он медленно двинулся к молящей о помощи мадам.
- Что же вы кричите? Неужели вам больно? Неужели вам страшно?- он вновь прошел рукой по уголкам ее рта,- Вы не улыбаетесь! Вы же сами нас учили!..- удар в челюсть кочергой- Что мы... должны... всегда... улыбаться!
Заливаясь смехом, мальчик ногой пихнул Хадзиме, заставив ту упасть на живот. Далее посыпался шквал ударов в область позвоночника. Дикие булькающие крики, громкий хруст и скрежет ломающихся и крошащихся костей.
После того, как мольбы о помощи начали стихать, Тамо принялся на ощупь осматривать внутренние органы женщины, поочередно вытаскивая и отбрасывая в сторону то печень, то селезенку... потом он вытянул спинной мозг, который выбросил тут же в камин. Осталось лишь оставить на ее лице улыбку.
Разрезав от уха до уха ее лицо, мадам Хадзиме умерла улыбаясь, несмотря на тот ад, через который ее заставил пройти один из самых первых воспитанников приюта.

***

Держась за шею я на шатающихся ногах вышел из своей комнаты. Вокруг царил хаос. Все бежали к выходу, выпрыгивали из окон, неслись вон из осточертевших стен этого здания.
- Это свобода!
- Бежим отсюда!
- Куда?
- Через леса! Мы дойдем до городов! Мы снова вернемся домой!
Беспорядочный гул голосов, радость, страх, предвкушение.
- Чего стоишь, идиот? Беги отсюда.- заявил мне поодаль стоящий Тамо, что пустыми глазницами уставился на несущихся детей. Весь он был в крови, а на желтой рубашке коряво нарисован злобный смайлик. Он держал в руке голову мадам и, обмазвая в крови пальцы, рисовал на стенах имена всех сотен погибших детей. Он помнил их всех. Он хотел помочь им всем.
- А как же ты?- я схватил руку Тамо и пытался его утянуть вслед за несущейся к выходу толпе.- Побежали! Мы найдем город. Там мы будем по утрам гонять голубей, пойдем учиться, как же это называется... мы пойдем в школу. У нас будут семьи, а по праздникам будет шоколад...
- Я остаюсь. - спокойно ответил он мне, сжимая с силой голову в руке, чтобы на его пальцы вытекло больше крови.
- Но... почему?
- Сам не знаю. Остаюсь и все тут... Ты пойми, не будет у нас семьи, школы, праздников... Я снова стал тем, кем боялся стать. Ты тоже будешь убийцей. Ты многих убьешь... А я буду здесь, буду ждать, пока кто нибудь из воспитанников, пока ты, не вернетесь обратно. Я буду ждать.
Дальше я просто не мог говорить, я просто крепко обнял друга, и наспех сказав ему слово благодарности, рванул к свободе.
В спину уносящимся детям глядел безглазый мальчик в желтой футболке, он стоял весь в крови и махал им на прощанье наколотой на садовые ножницы головой. Он улыбался им вслед. Он был счастлив, что спас их.
Теперь осталось лишь ждать. Он дождется... Обязательно дождется...



***

Спустя пол года

Пустое здание приюта. Дождь барабанит по полуобвалившейся крыше. Во всей деревне ни души. Стены испещрены рисунками и именами детей. А знаешь, чего мы больше всего боялись? Мы боялись, что вернемся в нормальный мир, потому что обязательно станем прежними.
Я стал прежним. Я убил за эти пол года тридцать восемь человек. Пока я брожу по разрушенным коридорам, расскажу немного о себе. Я же обещал.
Меня зовут Макото. Имя Макото я получил в приюте, раньше меня звали Льюи, но мне нравится и это. Прямые темные волосы, которые часто закрывали мои глаза, худощавый и бледный, как и все воспитанники. Но я любил свою полосатую кофту. Ее мне подарила соседка тетя Полли...
Всех воспитанников "Хотару Мичио" переименовывали, чтобы нам легче было забыть прошлое и начать жить с чистого листа. До приюта "Хотару Мичио" я рос в неблагополучной семье, где было полно приемных детей, но нас держали только из за алиментов. Нас ненавидели, но нам не давали умереть. В ужасных условиях, но мы кое как выживали. У меня было пять сестренок и три братика. Я был самым старшим.
Помню, как убегал из дома и приносил еды, неважно откуда, неважно как я ее воровал, но я им ее приносил.
Но под рождество, в наш любимый праздник, потому что сердобольная соседка в этот день всегда пекла для нас вкусные пирожки, случилось то, что я уже очень давно пытаюсь забыть. Самая младшая из девочек, Агнес, очень сильно заболела. Наши родители были рады, еще бы, у них появился уважительный повод избавиться от одного голодного рта. Я пытался достать лекарства, но ничего не выходило.
Тогда мой братишка Джек пришел к отцу и, не боясь того, что он мог его до смерти избить, прямо попросил денег. В ответ Джек получил молотком для отбивных в лицо. Его избили. Братик потерял сознание, я бросился на помощь, но меня грубо отпихнули в сторону и я ударился головой об угол кухонной тумбы. Вокруг потемнело...
Очнулся я от резкого запаха хлорки. Передо мной стояла мать и протягивала бутылку с химикатом, другой рукой она указывала на огромную лужу крови. Она просила меня убрать за братишкой. У выхода стоял мусорный пакет.
- Отец сам его унесет,- объяснила она мне, когда я как завороженный смотрел на голову, руки, пальцы... они его порубили на куски...
Я не верил своим глазам. Внутри меня родилось новое чувство. Нет, это была не ненависть, а вселенская жалость и желание утешить. Сам не знаю почему, но я возжелал помочь своим близким. Я спасу братишек и сестренок... и Агнес.
- Мамочка,- неуверенно начал я,- мне в школе учитель сказал, чтобы ты расписалась...
- Тащи уже сюда свою книжонку и заткнись!- рявкнула она, швырнув в меня половую тряпку.- Потом все до блеска вычистишь!
Я покорно пошел в свою комнату. Там я без труда нашел свою сумку. Я достал всего две вещи: канцелярский нож и красивую ручку, которую я бережно хранил, ведь она досталась мне от моих настоящих родителей. Она была темно алого цвета, а еще очень острая...
- Чего копаешься, негодный мальчишка?!- с кухни послышался разгневанный голос матери.
А я медленно подходил сзади. Я хотел помочь и прекратить все это, так пора уже сделать это.
- Мамочка, тебе так тяжело. Я знаю, у нас мало денег, нам не на что жить... Но я помогу. Мамочка, я хочу тебя обнять! Тетя Полли, наша соседка, говорила, что когда плохо, лучше поплакать... Тебе же плохо, мамочка...
- Что ты несешь, ополоумевший?!
В этот момент моя ручка ударила точно в цель. Между виском и ухом. Моя рука не дрогнула, и я попал!
Лицо матери исказила гримаса ужаса и недоумения, а из глаз потекли кровавые слезы.
- Поплачь, тебе станет легче, - утешал я ее, когда она тряпичной куклой упала на пол, заливая кровью из глаз пол. Я тем временем вырезал на ее руках, теле, лице утешающие слова.- Поплачь, мамочка.
Так я помог маме.
Вернулся отец, я все убрал, тело мамы тоже пришлось спрятать. На вопрос где она, я ответил, что куда то ушла. Он же не особо переживал, сказал, что давно ее подозревал в измене, а значит мама наверняка ушла к другому.
Все изменилось. Изменился я. Изменился отец. Я стал добрее, а отец спился и делал страшные вещи с младшими сестренками. Агнес умирала. Я помню, как зашел к ней в комнатку, а она, такая бледная, почти прозрачная, лежала в куче тряпья. У нее был сильный жар, она звала маму. Прикрывая рот ручонкой, она чуть ли не задыхалась от кашля. На ладошке оставались сгустки крови.
Я пришел помочь своей сестре. Раз никто не может ей помочь, то я помогу.
Сев рядом с ней, я обнял ее крепко крепко. Я почувствовал, что она улыбается и пытается что то мне сказать.
- Осторожно... заболеешь же...- прохрипела мне она. В глазах угасающей на моих глазах сестренки заблестели крупинки слез.
- Милая, если хочешь, поплачь. Тебе же станет легче.- Я чувствую, что и мне трудно сдержать этот неприятный, этот душащий изнутри комок.- Иди ко мне, хочешь я расскажу тебе сказку? Или спою?
- Братишка...Ты помнишь, как нарвал мне на день рождения незабудок?
- Д-да...- из глаз предательски текли слезы, но я улыбнулся и заставил себя вновь заговорить,- Ты хочешь, чтобы я об этом тебе рассказал?
- Если братик хочет... то пусть рассказывает,- приступы кашля продолжились,- Агнес очень любит, когда братик рассказывает истории.
- В тот день, у тебя было день рождения...- я начал, мне было тяжело, мне хотелось взвыть, но я держался.- Тетя Полли принесла нам целых два апельсина и корзинку слив. Мы целый день гуляли все вместе на холме. Помнишь ли ты тот холм? Там росли красивые цветочки. Желтые и синие. Тебе больше нравились незабудки. Я рвал их и сделал венок. Я очень плохо плел и мой венок был просто ужасен, отовсюду торчали ветки, несколько лепестков помялось. Когда я пришел, чтобы подарить его тебе, ты вплетала в свою густую русую косичку незабудки и напевала колыбельную...- Аккуратный, как можно менее болезненный удар между виском и ухом,- Тебе очень понравилось... Ты смеялась... ты улыбалась,- я стираю с ее шейки кровавую слезинку, что вытекла из потускневших глаз.- Ты плачешь... тебе легче?
- Спа-спас-сибо, братик,- глухо промолвила она, прежде чем вздохнуть в последний раз.
Я помог сестренке, теперь ей не больно. Она поплакала и ей стало легче... но почему же мне так плохо?!
Грудь разрывало от боли. Я не мог все держать в себе. Крик вырвался наружу. Я кричал и голосил как никогда. Мне было очень плохо. Я разрывался... Но я же помог ей!
- Ты чего голосишь, бестолочь?- пробасил со второго этажа отец. Я слышал его тяжелые и грузные шаги по ступеням. Судя по голосу, он был очень пьян. Что за скрипящий звук? Он что то тащил за собой...
Наконец то он зашел в комнату, держа в одной руке разбитую бутылку, а в другой железный лом. Он ошарашенно глядел на окровавленную Ангес и меня.
- Папочка, я причинил тебе столько хлопот, позволь мне все исправить!- я двинулся ему навстречу, а он, наверное испугавшись, запустил в меня лом. Я не успел увернуться, и он сломал мне руку. Я помню этот неприятный хруст и адскую боль, которая мгновенно разливалась по всему телу, вплоть до клеточек мозга. Я закричал и бросился на него.
Ручка вонзилась в нужное место без трудностей. Я добился нужного эффекта. Ему тоже нужно было выплакаться. Я дал ему эту возможность. Осталось показать ему, как я его люблю.
Взяв в руки канцелярский нож я принялся писать. Я писал слова, строчки, предложения... и мне было чертовски приятно.
Что ж, пока остальные братья и сестры спят, нужно было и им помочь...
Так я остался один...
Зато все были счастливы...
С тех пор я бродил по окрестностям города, ночью отсиживался в паке. Я любил парки. Там я сливался с остальными людьми и мог спокойно за всеми наблюдать. Там были и отчаявшиеся от неразделенной любви школьницы, и разочарованные в своей жизни юноши, и отчаявшиеся студенты, и простые пьяницы... и знаете, я им всем помог. Они рассказали о своем горе, я их выслушал и позволил им выплакаться...
Потом меня разыскала полиция. Мне грозила казнь... Но меня направили в приют "Хотару Мичио"...
Но вернемся к тому, что я спустя пол года снова стою на пороге этого здания.
Я бродил по всем комнатам, даже в западное крыло несколько раз заходил, но Тамо я нигде не нашел. Отчаявшись, я двинулся в подвалы, где у нас хранилась какая никакая еда. Нет, я взял с собой кое что из еды, но это я брал не для себя...
Спускаясь в подвал, я услышал тот самый смех, я его ни с кем не спутаю.
- Ты вернулся!- его голос изменился, несмотря на то, что он был чертовски счастлив, его голос был измученным и с хрипотцой.- Зараза, я уж думал, забыл меня совсем забыл!
Я забежал в подвал и увидел склонившегося над трупом какого то туриста Тамо. Своими ножницами он ковырялся в распоротом животе бедолаги, чьи глаза были безжалостно выколоты.
Вот, чем мы друг от друга отличались. Тамо ненавидел слезы, ибо считал их слабостью, заставлял себя и всех улыбаться. А я давал жертве выплакаться кровавыми слезами и спокойно умереть.
Мы пожали друг другу руки и кинулись обниматься. Он мне стал, как брат, боже, как же я скучал по нему.
- Пошли же на воздух!- бодро предложил он мне, отпихивая ногой труп и чуть ли не прыгая и резвясь по всей комнатке.
Я поспешил за ним. Черт, за эти пол года он неплохо освоился. Пусть он был и без глаз, он с бешеной скоростью носился по коридорам, то и дело выскакивая перед моим лицом. Другой бы насмерть перепугался от пустых глазниц перед лицом, но точно не я.
- Осмелел, что ли? Ну да ладно, пошли на крышу, там сейчас такой красивый вид, там ты мне все и расскажешь!- взволнованно тараторил он, то обгоняя меня, то хватая за руку.
- Подожди!- крикнул я ему, наконец то доставая из кармана очень дорогую вещь,- Держи!- я кинул ему шелестящую упаковку.
- Шоколад? Знаешь, зараза, как меня обрадовать!- поймав здоровенную плитку он с жадностью вгрызся зубами в сладость, чуть ли не мурлыча от удовольствия,- Тебе не дам, ты в городе таких наверное кучу наелся!
- Каким забиякой и жадиной был, таким и остался!
- А то!- довольно ответил Тамо, с хрустом откусывая очередной кусочек.
Мы выбрались на улицу. Дождь прошел, на небе светало. Повсюду блестела роса, а горизонт начал окрашиваться в ярко алый цвет. Я завороженно стоял и любовался этой картиной.
Не сразу я обратил внимание на насторожившегося Тамо. В секунду его безмятежное лицо исказила гримаса ужаса. Из рук его выпала недоеденная плитка шоколада, он толкнул меня на землю.
Раздались выстрелы. Было ужасно громко и страшно. Я боялся поднять взгляд, мне было страшно от того, что я мог увидеть. Возле меня послышался глухой удар о землю. Нет. Я не верю! Это не он!
- Мы их устранили! Возвращаемся на базу!- вдалеке были слышны голоса. Солдаты? Неужели на устранение воспитанников приюта подключили армию? Стоп. Они сказали устранили. Тогда...
Я испуганно оборачиваю голову и вижу распростертое на мокрой траве тело друга. Желтая рубашка его была вся в дырках, из которых обильно лилась кровь. Он лежал, глядел в светлеющее небо и смеялся.
- Макото,- он впервые обратился ко мне по имени, всегда же звал "идиотом" или "заразой"... от этого стало еще хуже на душе. Я подполз к бледнеющему Тамо.- Представляешь... я впервые хочу поплакать от счастья! Мне хорошо! Но ты мне новую футболку должен, зараза! Хочу желтую...- изо рта хлынула кровь, а он продолжал отшучиваться, как ни в чем не бывало.- а еще я уронил шоколад... мне его жалко... я слышал, как он упал в лужу, а я его не доел...
Я схватил руку Тамо и молил бога, чтобы он замолчал. Почему, когда ему так тяжело, он всегда улыбается и шутит? Я так не могу! Мне же только хуже от этого!
- Эй! Ты ревешь что ли? Ну все... я еще не подох, а ты меня, бацилла ходячая, заразить своим потоком слез и соплей пытаешься.
Но тут я понял его.
Не нужно больше слов, Тамо.
Я вытащил ручку... руки жутко тряслись, но я осознавал, что сейчас я должен ему помочь. молниеносный удар...и Тамо замолк. Глазницы его вновь наполнились кровью, как в тот злополучный день, когда он сам себя заставил не плакать.
Солнце освещало сверкавшую от капелек росы полянку, на которую успели выбежать два друга, чтобы полюбоваться видом с крыши. В тот день я навсегда покинул "Хотару Мичио". Я - Макото, буду искать остальных воспитанников приюта, о которых буду записывать в этот дневник. Первые страницы я посвятил себе и своему другу Тамо.
Читатель, надеюсь тебе сейчас не грустно... Но если же так, то ты можешь найти меня в парке. Я сижу на самой дальней скамейке, откуда прохожим я невидим, зато все вы передо мной, как на ладони. Я дам тебе возможность выговориться и выплакаться... Я жду...Или может стоит прийти мне?...