Предсмертная записка сумасшедшей или Фобия

«В тот роковой день я сидела за столом, грустно читая газету. Наш захолустный городок потрясла страшная весть — объявился жестокий убийца. Жертв было много, около двадцати, а в нашем городе каждый знал соседей чуть ли не с пеленок. Одной из жертв оказалась моя одноклассница, девочка лет пятнадцати. Ее, как и меня, звали Лина. От других людей она особо не отличалась, и следователи уверяли ее обезумевших от горя родителей в том, что девочка просто оказалась не в том месте не в то время. Но ведь ее выпотрошенный труп нашли в классной комнате школы № 26; учительница, нашедшая останки Лины, упала в обморок от увиденного. Даже в интернете не появлялось зацензуренных фоток, что обыкновенно «случайным» образом высылалось каким-нибудь захотевшим славы парнишкой. А сейчас лишь газета упоминала о произошедшем, и то одной датой и главными данными погибшей.

Весь город был напуган, ведь любой человек мог оказаться жертвой. В любом месте. Хоть в школе во время перемены, хоть дома с закрытыми окнами и запертой дверью, хоть на главной улице в двух шагах от шумящей толпы. Убийца ни разу не оставил никаких вещественных следов, кроме небольшого диктофона с записью, все же сумевшей просочиться в интернет:

«Фобос, Деймос… Страх и ужас…»

Тихий, шипящий голос угрожающе пел одни и те же слова, и запись заканчивалась пронзительным криком. Причем кричали всегда разные люди, а это значило лишь одно. Убийца всегда заново записывал происходящее, и из того можно сделать вывод, что жертв больше двадцати. Было найдено еще около восьми диктофонов, но тела рядом не наблюдалось. Куда его дели? Что с ним сделал этот маньяк? Такими вопросами задавался каждый в городе, мэрия винила следователей за утечку информации. Ведь если бы один недоумок «нечаянно» не выложил досье в интернет, то количество жертв могло уменьшиться. Убийца имел крайне необычную, даже извращенную логику. Чем больше людей обсуждает смерти, тем больше надо убивать. Немного странно, не правда ли? Внезапно мои мысли нарушил голос Бекки, озабоченно протараторившей:

— Ты что, опять думаешь не о том? Не забывай, что это нехорошо! А ведь, знаешь, в интернете говорят, что убийца все-таки парень! Ну кто бы сомневался…

У Бекки всегда был необычный способ начинать разговор о чем-то запрещенном. Сначала укорить в том, что я думаю не о том, а затем неожиданно начать обсуждать. Порой меня это действительно беспокоило, ведь болтливость не поможет ей устроиться на престижную работу. Говорить - это, конечно, хорошо, но не пустозвонить. Но в сей раз идея Бекки превзошла все мои ожидания! Только она могла предложить заманить убийцу к ней в комнату, причем предложить с таким энтузиазмом:

— А давай сами раскроем убийство! Я как-нибудь заманю ее внутрь, ты установишь камеру на моей тумбочке и мы узнаем, кто же это такой!

— Ты дура или как? Тебы в детстве не роняли с кровати? Ты хотя бы понимаешь, что ты, блин, собираешься сделать! — сказать хотелось действительно много, слова так и лились потоком. — Это убийца! Понимаешь! У-бий-ца! Тебе, может раз повторить? Не забывай, что это существо… оно… оно же убило твою подругу!

Нечаянно я обидела девочку, ведь Лина была ее лучшей подругой. Я всего лишь ее замена, которая помогает Бекки справиться с потерей. И эти разговоры тоже ничто, она говорила не думая. Наверняка мысли моей собеседницы были далеко от этого места, рядом с погибшей. И эти слова, это упоминание стало причиной ее смерти.

После разговора я пошла в свою квартиру, к счастью, мы жили на одной лестничной площадке. На душе было неспокойно, ведь Бекки лишь из упрямости могла попытаться позвать убийцу. Всю ночь я напряженно вслушивалась, но так и не услышала ничего особенного. Лишь шаги. Кто-то поднялся по лестнице, и я, дрожа, подошла к двери и, собравшись с духом, заглянула в глазок. Высокий мужчина стоял ко мне спиной, я зажала рот рукой, пытаясь не закричать. Внезапно он повернулся… и я увидела уставшее, осунувшееся лицо отца Бекки. Ошалело выдохнув, я побежала в свою комнату и отрубилась, едва коснувшись головой подушки. На следующий день меня ждал пренеприятный сюрприз.

Встав рано утром, я как лунатик пошла в ванную комнату. Заспанная, я ничего не помнила и не осознавала. И только вернувшись на кухню, до меня дошло, что обстановка изменилась. На столе лежал небольшой диск и диктофон.

— Диктофон… — едва сумела я проговорить. Крутанувшись на пятках, я рванула в комнату родителей, ожидая худшего. Распахнула дверь, и мама озабоченно взглянула на меня, отвлекаясь от собственного отражения в зеркале:

— Лина? Что произошло?

— Ди-диктофон! У нас на кухне лежит диктофон… — я готова была расплакаться, с надеждой глядя на мать.

— А! Ты про это! Отец вчера принес таких штук десять, решил что-то там свое из них сделать, — снисходительно рассмеялась мама.

С той же космической скоростью я вернулась на кухню, схватила диск и диктофон. Походив по комнате в размышлении, я все-таки решилась. Нажала на миниатюрную кнопочку на приборе и услышала тихое «ш-ш-ш». Это значило, что записей еще не было. Несколько воспарив духом, я более решительно вставила диск и села напротив небольшого монитора. И ошалела.

Моему взору предстала комната Бекки, затем появилось ее заплаканное лицо и упрямо поджатые губки. Она сердито проговорила:

— Специально назло тебе, я сделаю это! Смотри!!!

Я уже, если честно, было обрадовалась — ведь этот диск как-то оказался у меня в квартире. Значит, Бекки все же принесла его. Снова устремив взгляд на экран, я начала замечать различные необычные вещи.

Бекки кого-то чувствовала. Чувствовала чей-то взгляд. Она не спала, но лишь притворялась. А сейчас она лежала, затаив дыхание, не двигаясь, напрягшись и напряженно вслушиваясь. Звук на камере был неплохой, потому я сразу услышала завораживающую песенку:

«Фобос, Деймос… Страх и ужас…»

И снова повтор. Песня все повторялась и повторялась, становясь все громче и громче. Становилось все страшнее и страшнее, я не могла оторваться от экрана. Наверное, я уже понимала, что Бекки больше нет в живых.

Шурх.

Внезапно кто-то навис над кроватью моей подруги, медленно поднял руку, и в ней что-то заблестело. С ужасом я осознала, что то был нож-пила. Нож, использовавшийся для нарезки крупных кусков мяса и удерживаемый маленькой девчоночьей ручкой. Раздался оглушительный крик, и на экран будто изнутри брызнула кровь. Кровь и ошметки мяса. Внезапно камера повернулась, и я увидела сцену, достойную фильма ужасов.

На кровати лежал будто разделанный кусок мяса. Грудь была превращена в кровавую кашу, ребра торчали, а на одно из них с хирургической точностью было надето сердце. Глаза были вырезаны, и с лица лоскутами висели остатки кожи, руки были оторваны и повешены на шею как «украшение». Ноги вывернуты и обернуты несколькими слоями внутренностей, вытащенных из распоротого живота. Убийца попросту выпотрошил девочку.

Я не могла выдавить ни слова. Горло не подчинялось, и лишь через несколько секунд я смогла лишь застонать. А затем и закричать, увидев лицо убийцы.

Убийцей оказался мой двойник. Моя сестра-близняшка.

Не помню, что произошло позже. Кажется, меня забрали в тюрьму и посадили навсегда. Пожизненно. Не хочу больше жить и готовлю петлю. Потому что никогда больше не забуду эту издевательскую ухмылку Крисы Бретт, бешеный взгляд зеленых глаз и взъерошенные окровавленные волосы. Моей любимой близняшки, взявшей псевдоним Фобия.

Наверное, спасет меня только смерть.»

Доктор задумчиво прочитал предсмертную записку, неверяще хмыкнул и положил ее в досье пациентки № 1026.