Каннибал из Дюссельдорфа

В середине 19-го века в славном городе Дюссельдорфе, на одной из неприметных маленьких улочек стоял небольшой частный домик. Его владелицей была милая старушка, которая сдавала комнаты за невысокую арендную плату. Хоть комнатки и были крохотными, порой в них умещались целые семьи. Бедных людей было достаточно во все времена. Так и подумал гер Гюнтер Миддлстоун (и вовсе не странное сочетание имени и фамилии. Дело в том, что его отец - англичанин, а мать - немка), окидывая сочувственным взглядом людей на улице. И все-таки хорошо, что он может сам себя обеспечить. Пусть он живет не богато, но и не нищенствует. Несмотря на то, что ему уже давно перевалило за 30, семьи у Гюнтера не было. Миддлстоун, хоть и не был лишен чувств, вел себя отстраненно и был довольно равнодушен к окружающим его людям. Несмотря на душевную доброту, он создавал впечатление не самого лучшего человека в Германии. Болезненная бледность, худощавое телосложение, ярко выраженные скулы на треугольном, чуть вытянутом лице, время от времени появляющиеся темные круги под глазами и неизменно черное облачение создавали вид, если не зловещий, то как минимум мрачный. Гюнтер не был придирчив, всегда брался за любую работу, на жилье не жаловался, подстраивал под себя, а если не мог, подстраивался сам. Гибкий ум помогал ему не потерять работу и быть на хорошем счету у своего начальника. “Может, стоит переехать?..”, - мелькнула в его голове мысль. Иногда хотелось перемен. Миддлстоун нередко переезжал, пытаясь найти свое место. Нет, лучше он завтра об этом подумает. Мужчина мягко улыбнулся. На город опускались сумерки, по улицам расстилался густой туман, блуждающими огоньками загорались уличные фонари один за другим, на небе появились первые звезды, повис над Дюссельдорфом желтый диск кровожадной лукавой луны. Гюнтер накинул на плечи теплое пальто. Он любил вечерние прогулки, любил прохладу, но не холод и уж точно не болезни. Пробежав глазами по комнате, мужчина удостоверился в идеальном порядке, царящем в его скромной обители, после чего задул свечи, являющиеся единственным источником света на данный момент. Гюнтер не любил электрический свет, считал его холодным и безжизненным, огненное свечение же наоборот - символом жизни, тепла и уюта. Он обулся и, спустившись по лестнице со второго этажа, вышел на безлюдную улицу. Грудь наполнилась свежестью позднего вечера. Погода была на удивление безветренной. Миддлстоун шел по темным улочкам, наслаждаясь ночной красотой и спокойствием. Он бы еще долго блуждал без цели, доставляя удовольствие душе, если бы судьба не столкнула его с другим человеком, имеющим вполне определенные намерения. Рассекая густой туман, навстречу ему шла высокая мощная фигура, воздух наполнился тошнотворным запахом гнили. Гюнтер ускорил шаг, желая поскорее разминуться с этим здоровяком. Еще шаг, и он пройдет мимо, но прежде передвигающийся подобно сомнамбуле мужчина схватил его, впиваясь зубами в костлявое плечо. Миддлстоуна парализовало от страха, все чувства обострились, заставляя ощутить невыносимую режущую боль, пронзающую тело насквозь. Горячей патокой по плечу что-то медленно растекалось, резко контрастирую с ледяным воздухом, заставляющим тело коченеть. Гюнтер забился испуганной пташкой в лапах этого монстра, жующего мягкую плоть вместе с одеждой, даря новую боль, разрядами тока пробивающую всю грудную клетку. Липкий животный страх лавой наполнил сознание, уничтожая всю человечность, вытекая на моральные рамки. Руки обрели неожиданную твердость, движения - уверенность, а в разум будто проник тот же туман, что окружал их. Тонкие пальцы схватили привычно покоящийся на поясе нож, чтобы предоставить ему новые ножны, более мягкие и теплые. Бродяга взревел, отстраняясь , но тут же был прижат к стене ближайшего дома истекающим кровью телом со сломанной ключицей, ниже его на две головы. Огромные руки наносили удары, специально заточенные зубы вновь и вновь вонзались в столь хрупкое, по сравнению с его, тело. Но Гюнтер будто не чувствовал боли. Холодные тонкие пальцы сомкнулись на жилистой шее, заставляя биться затылком о стену. Великан слабел на глазах, медленно сползая вниз, и теперь уже Миддлстоун впился зубами в чужую щеку. Силы покидали бродягу, способного сейчас только беспомощно выть. Разум Гюнтера был пуст, как незапятнанный белый лист. Он продолжал вгрызаться в мягкую плоть, отрывая и проглатывая куски, с подбородка вниз по шее медленно стекала горячая густая кровь. Неожиданно появилось странное ощущение правильности происходящего. Губы, сомкнувшиеся на скуле, растянулись в улыбке, а из груди вырвался смешок. Гюнтер медленно отстранился, подумав, что сырое мясо может быть вредно для здоровья, и с досадой осознал, что вся его одежда перепачкана в крови. Голова склонилась набок, пальцы коснулись окровавленных губ, вновь расползшихся в улыбке, на этот раз спокойной и умиротворенный. Миддлстоун вытянул нож из-под ребер еще не остывшего трупа и с той же улыбкой принялся резать шею, тихонько напевая себе под нос какую-то веселую мелодию. По туманной улице славного города Дюссельдорфа легкой походкой шел улыбающийся мужчина с чем-то круглым в руках, напевая веселую мелодию, которую обычно можно услышать на праздниках, на которых собираются толпы народа, чтобы провести время, даря радость окружающим и себе. Нет, его жизнь никогда не станет прежней, но визуально он практически не изменился. Исключением стали теперь уже постоянные круги под глазами и не сходящая с бледного лица блаженная улыбка. Следующим вечером Гюнтер будет сидеть в своей уютной комнатушке за маленьким круглым столиком, на котором будем лежать блюдо с хорошо пропеченной человечьей головой в окружении овощей.