Я прихожу, когда всё плохо

Я прихожу, когда у людей всё плохо. От меня не сбежать, даже пытаться не стоит. Я все равно догоню. Не сомневайтесь.
    Многие обесценивают меня, думают, что можно заглушить таблетками или ещё какой-нибудь дрянной фармацевтикой. Можно, но я всё также буду стоять и дышать вам в затылок, а потом, когда эффект иссякнет, я снова начну душить, проберусь в каждую частичку вашего тела, в каждый нерв, и тогда точно — я не уйду. Вы больше обо мне не забудете. 
    Я прихожу, когда у людей всё плохо. Когда кто-то родной у них погибает. Когда ипотеку нечем закрыть. Когда на работе попирают, а детишек надо кормить. И, конечно, когда человек сам скоро погибнет. Самая малость примеров, которые встречаются чаще всего. «Бедные люди» — говорят на таких другие, благословляя Господа, что не живут так же и думают, что никогда так же не заживут. И что я не приду. Но я прихожу. Я прихожу, когда у людей всё плохо, а рядом со мной идут пять моих компаньонов. И когда мы приходим, они словно кровожадные, бешеные собаки накидываются на человека. Поочередно откусывая по кусочку разума.

    Однажды некий псих собрал пять людей в своем гараже. Посадил их на пять стульев, создав форму круга. Зарядил в свой револьвер пять пуль. И достал пластиковую бутылку.
    Я, со своими компаньонами, была там уже давно. Люди отчаянно дёргались, привязанные к стульям, пока некий псих рассказывал, что будет играть с ними в «бутылочку» и на кого она укажет — тот, [прокрутил барабан револьвера] — выбывает. После этого известия, один из пяти компаньонов накинулся на одного из пяти человек, вгрызаясь в его шею.
    Бутылочка оказалась на столе, полностью готовая к раскрутке и выполнению садистской прихоти некого психа. Все вопили, продолжали дёргаться, но тот, в кого впился мой компаньон — он поник. Смотрел в пол и бормотал

„Нет… нет… этого не может быть. Это ведь шутка, пранк, да?“

    Бутылочка крутилась. Никто уже не вопил, все замерли и смотрели на свою возможную убийцу. Приспособление для игры начало останавливаться. Сердца пятёрки выбивало под сотню ударов в минуту. Пот бежал по их искаженному от страха лицу. Лёгкие сдавливались, — в альвеолы от напряжения всё никак не мог проникнуть кислород. Бутылочка остановилась, устремив горлышко в сторону того, кого грыз мой компаньон. По всему гаражу эхом разразился истерический смех.

„Это же шутка да!? Ахаха! Это шутка!!! Эт…“

Но сразу за этим — тишина разлилась по всему помещению. Алая струя крови текла вниз по запрокинутой голове. На полу валялись ошмётки розового мозга человека, с именем Гриша. Гриша — вот что нарушило тишину в помещении. Истерическое и наполненное ужасом "Гриша" от его друзей.
   
    Ко мне подошёл мой компаньон. Остальные три были чем-то раздосадованы. Ну конечно, обычно у них всего одна жертва, которую они поочередно грызут вчетвером. Некий псих нарушил привычный цикл свинцом.
Он смеялся. Думаю, не стоит говорить — как умалишённый. Но этот смех был по-настоящему диким. Наполненным многолетней злобой.

Людям не хотелось смеяться. От слова совсем.

Мой, уже второй компаньон побежал и впился клыками в шею второму человеку.

„Ах ты уёбок!“
Сразу послышалось от этой персоны.

„Тварь, отпусти нас! Сука!“
И так далее. И тому подобное.

Он кричал, бился в злобных конвульсиях, пока мой компаньон всё глубже грыз его разум. Но некому психопату было все равно. Он подошёл к столику, обхватил бутылку рукой и начал новый раунд.
    Возможно, кому-то из людей, опять парализованных от страха, верчение бутылочки напомнило о тёплых моментах из детства, когда так крутилась карусель.
    Горло злосчастного приспособления для игры медленно, будто издеваясь, остановило свой ход.

„Нет! Нет! Гандон! Су…“

„Яро! Яро…“

Яро повторил судьбу своего друга Гриши. По цвету, мозги у людей одинаковы.
Ко мне подошёл счастливый компаньон. Думаю, ему всегда вкуснее, чем остальным.

На лице убийцы проскочила удовлетворительная улыбка. Никто уже не визжал. Все тряслись, как если бы в гараже была температура -30, рыдали и, наверно, молили Бога.

Третий, и, что неожиданно, четвертый компаньоны повторили за двумя предыдущими, рванув к своим жертвам. Третий впился в кремезного мужчину, а четвёртый в светловолосую девушку. 

[Заикается] „Давайте договоримся… вы нас отпускаете, а мы никому ничего не расскажем.“
Но цель маньяка была не в простых садистских экстазах. Его волновало нечто иное.
Где-то я его уже видела…

Бутылочка опять завертелась, немного двигаясь по столику.

[Всё так же заикается] „Прошу, давайте договоримся!..“
Я была удивлена тому, что даже сбивая естественный цикл моих компаньонов, поведение жертв идёт так, как и положено…

Некий псих подошёл к жертве моего компаньона.
„Я не договариваюсь с убийцами“
Приставил револьвер ко лбу и спустил курок.
На тот момент я не знала, сколько смысла в этой пафосной фразе, но череп мужчины, мозги и его самого — понимание смысла не сберегло бы. Его тело, лишившись души, разом со стулом повалилось на пол.

„С убийцами?“ Заплакано спросила девушка, за чей разум пока не принялся последний, пятый компаньон.
[Заикается] „Ты убийца, а не мы. Ты подонок…“

„Нет, убийцы — это вы. Вы — бездумная пьянь. Я — всего лишь очищаю мир от такой черни, как вы, способной убить человека в пьяном угаре.“
...Оказался то с принципами.
И тогда я вспомнила его.

„Мы всего лишь сходили в клуб… мы ничего не сделали…“

„И не сделаете.“

Центрифугу опять запустили. Но не для подготовки космонавтов. Четвёртая девушка, которую пожирал четвертый компаньон, поникше сидела. Со стула, беря начало с её штанов, капельками стекала моча. В ней я не чувствовала бешено колотящегося сердца. Я не чувствовала бурлящих адским котлом эмоций человека, приведенного на страшный суд — казнь. Я ничего в ней не чувствовала, была пустота — в душе и во взгляде.
И центрифуга указала на неё.

Псих подошёл вплотную, как и ко всем предыдущим, но замер. Видимо, тоже ничего не почувствовал.

„Свинья, тебе не страшно?“

Но в ответ ничего.
Тогда на курок последовало давление его пальца. Какой жестокий, но я знала, почему он так поступает.
Прощай, Депра.

Четыре моих компаньонов находились рядом со мной, пока пятый медленной походкой шёл к последней выжившей в этой игре за «справедливость». Пятый всегда был мягче остальных. Он никогда не кусался, никогда и ничего не грыз, — наоборот, он делал легче. Его сила помогала жертвам, не исправляла ситуацию, но делала легче на их душе и разуме.

Псих приблизился к ней.

“Тебе тоже не страшно?„
Словно вынюхал он.

„Нет, мне не страшно. В любом случае, ты меня не отпустишь, так зачем перед тобой унижаться.“

„Какая же ты мерзкая сволочь…“

Спусковой механизм револьвера не оставил её голове ни шанса. В этой игре не было, нет и не будет победителя.

Знаю я этого психа, не такой он уж и некий. Помню, как я приходила к нему, после гибели его матери. Её сбила машина, за рулём которой был вусмерть пьяный человек.
Многие меня не выдерживают. Срываются. Закалываются наркотиками, запиваются алкоголем. Убивают себя. Или как этот — начинают убивать других. Думают, что это избавит их от меня. Но как я и говорила, я всегда буду рядом.
Я прихожу, когда всё плохо и вы обо мне не забудете.