Она меня любила

Мы заселились в не очень большой, но уютный светлый домик — ровно такой же, как еще пара десятков домиков, стоящих вдоль узкой ухоженной улочки. Его хозяйка — маленькая женщина средних лет с азиатскими чертами лица довольно приветливо приняла своих новых постояльцев. Она быстро объяснила, что к чему, показала нашу комнату и ушла.

Еще по пути в номер я заметила, что в доме довольно много кукол. Невысокого роста большеглазые девочки в кружевных платьицах стояли на комодах, сидели в креслах или на шкафах, свешивая оттуда ножки в атласных туфельках. Мне показалось странным, что хозяйка не сказала о них ни слова. Впрочем, у меня было чувство, что этих кукол вижу только я.

... вечером мы вернулись после длительной прогулки. Поужинав, все легли. Но мне отчего-то не спалось. Обычно, со мной такое бывает после долгого пути. Решив не мучиться и не мучить спящих, я тихо вышла из комнаты.

В сумерках дом уже не казался мне настолько уютным. Впрочем, зловещим тоже не выглядел. Я неторопливо шла по коридорам, пытаясь отчаянно вспомнить, в какой стороне выход на балкон. Я точно видела его, когда мы шли сюда вчера в сопровождении хозяйки.

Мое внимание привлекли огромные белые двери в дальнем конце коридора. Почему-то накануне я приняла их за встроенный платяной шкаф. Но теперь двери были приоткрыты, давая понять, что там еще одна комната.

Я тихонько вошла. Это оказалась спальня. Наверняка, раньше в ней жила девочка — светлые обои в мелкий цветочек, лампа на прикроватной тумбочке с основанием в виде крылатого ангела, письменный стол. На столе аккуратно сложенная стопка книжек, какая-то тетрадка. На окнах тонкие белые занавески, на подоконнике пара цветочных горшков. У стены — громоздкий комод с большим зеркалом. Сверху вязаная салфетка, шкатулки, флакончики. Да, здесь точно жила девочка. Девушка. Может быть, это комната хозяйской дочери?

Размышляя над этим, я вдруг почувствовала на себе чужой взгляд. Словно, в этой комнате кто-то был, а я и не заметила. Я обернулась.

На меня смотрела кукла. Не одна из тех маленьких милых девчушек, отовсюду таращивших свои глаза. Кукла была большой, в человеческий рост. Она сидела в деревянном кресле-качалке и не отрываясь смотрела на меня. Я смотрела на нее.

Мимолетный испуг сменился восторгом: никогда мне не приходилось видеть настолько тонкой работы: это была молодая девушка, гораздо взрослее тех, что я уже видела. У нее были длинные немного завитые на концах ореховые волосы с челкой и очень светлые серые глаза. На мой вкус — слишком светлые. Аккуратные прямые брови, веснушки на носу, румянец на щеках, подозрительно напоминающий легкий диатез... Ее платье было довольно простым, светло-голубым в мелкий цветок с тонкой кружевной тесьмой по подолу. Поверх — бежевая вязаная кофточка с вышивкой на груди. Зато соломенная шляпка, украшенная цветами представляла собой произведение искусства. Я подошла ближе, чтобы получше разглядеть. И вдруг услышала тихую колыбельную...

... проснувшись рано утром в своей постели, я никак не могла вспомнить слов песенки, как ни пыталась. Я отчетливо помнила комнату, помнила куклу. Словно, это был не сон, а наяву. Я отправилась на поиски хозяйки.

Женщина была в саду, возилась с цветами. На мои расспросы о куклах вначале отвечала неохотно, словно боялась проболтаться о чем-то. Я не стала упоминать о большой кукле. Говорить о ней хозяйка уж точно не захочет. Иначе зачем ее держать взаперти?

Впрочем, я узнала, что все расставленные по дому куклы — работы ее мужа. Сейчас он уже не делает кукол — возраст не позволяет, зрение не то и т. д.

Мысленно вспомнив, что все азиаты имеют непревзойденный талант быть без возраста, я поняла, что и сама женщина, наверняка, гораздо старше, чем выглядит. И совсем чуть-чуть позавидовала.

— Вы не против позавтракать вместе с нами? Сезон заканчивается, почти все съехали. Остались только вы. Скоро здесь станет совсем тихо, — вдруг предложила она, вытирая руки о передник. — Мой муж тоже будет.

Я немного удивилась, но согласилась. Перспектива познакомиться со скульптором звучала весьма заманчиво.

Я едва успела обежать всю нашу компанию, чтобы сообщить новость, как пришла пора садиться за стол. Еда была очень вкусной, хотя и не совсем привычной. Хозяин и впрямь спустился к нам. Это был очень приятный невысокий мужчина, таких же средних лет, под стать своей супруге. Его очки с большими диоптриями в черной оправе говорили о том, что зрение мастера и впрямь оставляет желать лучшего.

Трапеза протекала неторопливо: все больше говорили, чем ели. Когда подали чай, и я отхлебнула из чашки, то едва смогла сдержать отвращение: ее содержимое было горько-соленым, как морская вода. Остальные не подавали виду, что им что-то не нравится. Зато пирог был очень вкусным. Решив, что это весьма достойная компенсация, я решила налечь на него...

Пока я усиленно поглощала новый кусок, кто-то вскользь упомянул о куклах. Мне даже показалось, что мужчина ждал этого. Он охотно начал свой рассказ, перечисляя кукол по именам, упоминая год создания каждой и место ее обитания теперь в доме. Я слушала вполуха. Меня интересовала совсем другая кукла.

— ... моей последней стала *имя*. Дочь ее очень любила. Настолько, что даже забрала к себе в комнату.

Вот тут я навострила уши. А скульптор тем временем продолжал:

— *имя* была вершиной моего таланта, самой его кульминацией. Я никогда не делал таких до нее. И уж подавно не сделаю после, — он тяжело вздохнул, разводя руками.

— А где ваша дочь сейчас? — поинтересовался кто-то.

— Уехала она. Много лет назад. Сначала — заграницу, учиться. А там потом и замуж вышла. Так и не вернулась, — ответил хозяин. Но я не поверила ни единому слову. Супруга его стала еще более молчаливой. Поджав губы, она размешивала в чашке несуществующий сахар. В голове зрела чудовищная догадка, что девушка умерла, просто об этом не хотят говорить. Но это было совсем не моим делом, поэтому я слушала, что говорили вокруг, сама не вступая в разговор.

... вечером начался сильный дождь. Вода с неба лилась стеной, не позволяя видеть ничего вокруг. Нас заверили, что в это время года здесь такое частенько случается, и что дождь к утру закончится. Но утром стало только хуже: в небе сверкали яркие молнии, похожие на чьи-то костлявые пальцы. Ветер неистово выл, пригибая к земле деревья. Заросли хурмы неподалеку от дома, наверняка, давно сломаны под корень.

Устав слоняться по комнатам, я села почитать при свете настольной лампы. И вскоре, убаюканная шумом дождя и ветра, неожиданно уснула.

Проснулась от ощущения, будто кто-то настойчиво толкает меня в плечо. Однако, когда я, наконец, разлепила глаза, то поняла, что в комнате больше никого нет.

Кроме куклы. Она стояла прямо у кровати, на которой я заснула. Хмарь за окном и темные шторы успешно скрывали ее от взгляда посторонних глаз, пока не сверкнула очередная молния, ярче предыдущих.

Наверное, мне следовало по-настоящему испугаться. Или, хотя бы, закричать. Ради приличия. Но я настолько была занята мыслью: кто сумел притащить тяжеленную громоздкую фигуру сюда без единого звука, что про испуг как-то забыла.

Кукла стояла. Я сидела на кровати, теперь уже размышляя на тему, что если сейчас сюда кто-нибудь войдет, то задаст мне массу вопросов о секрете перемещения сей прекрасной дамы. И мало кто поверит в правду. Точнее, никто. А я окажусь в отвратительном положении.

— "Сюда никто не войдет".

Я тряхнула головой: показалось, будто я слышу голос. Или не показалось?

— "Они забыли".

Нет, теперь я была уверена: голос раздавался в моей голове. Голос женщины.

— "Люди всегда забывают, у них короткая память. Зато куклы помнят. Куклы помнят все".

Не могу сказать, захотелось ли мне вскочить и убежать за тридевять земель от осознания того, что в моей голове раздается голос куклы. Как бы то ни было, я продолжала сидеть на месте, приросшая к покрывалу.

Кукла тоже никуда не делась. Она продолжала твердо стоять на полу и смотреть сквозь меня своими стеклянными серыми глазами.

— "Я помню... Она меня любила. Очень любила. Куклы помнят любовь".

— Я не... — смутно помню, что именно, но я пыталась нечто лепетать в ответ. Впрочем, меня особо не слушали.

— "Я помню ее. Я люблю".

Голос в голове то нарастал вместе с порывами ветра, то затихал, становясь еле уловимым. Но пазл постепенно складывался. Кажется, я поняла...

— Она умерла, да? Девушка, что жила в этой комнате?

— "Она любила меня", — прозвучал ответ в моей голове. — "Мне больно".

— Она... — я хотела спросить, как давно погибла та девушка и как именно это произошло, но решила не спрашивать. В конце концов, это неприятно. Даже для куклы. Но та, похоже, умела читать мысли.

— "Давно... очень давно", — наполовину проговорил, наполовину пропел голос. И вдруг добавил: — "Они врут".

— Они... кто они? — но тут я быстро сообразила, о ком речь — ты говоришь о хозяевах этого дома?

— "Да", — подтвердила кукла. — "Они всегда врут. Она умерла. Она меня любила..."

В моей голове роилась тысяча вопросов. Зачем кукла пришла со мной поговорить и как, в конце-концов, ей это удается?! А также (кажется, этот вопрос интересовал меня превыше остальных) все ли куклы в перспективе начинают вести себя аналогичным образом, и стоит ли мне начинать авансом бояться...

Раздался стук в дверь. И голос хозяйки:

— Спускайтесь, скорее. Вода прибывает!

Я вскочила с кровати и открыла дверь. Женщина выглядела очень взволнованной.

— Надвигается потоп, — пояснила она. — Нужно скорее уходить.

Слова хозяйки красноречиво подтверждались происходящим вокруг: бросив взгляд через ее плечо на уходящую вниз лестницу, я увидела, что пара нижних ступеней уже скрылись под водой. Значит, первый этаж уже полностью залит. Да что же это такое...

— Подобное происходит каждый год, — пояснила хозяйка, когда мы, крепко держась за мокрые перила, осторожно спускались по ступеням вниз, — но впервые — в таком масштабе. Дожди здесь не редкость, заливает часто. Но вода быстро уходит. Однако, боюсь, на этот раз, смоет все.

Уже в самом низу я, все-таки, поскользнулась, но чьи-то руки крепко ухватили меня под локоть.

— Обычно она злится зимой, — это был мастер. По-моему, его слова были предназначены для ушей супруги, нежели моих. Но мужчина все еще удерживал меня, поэтому пришлось оставаться невольным слушателем.

— Он говорит о своей последней кукле, — шепнула мне хозяйка, с укоризной глядя на того с видом, будто ее благоверный был ребенком, совершившим глупый проступок, либо выжившим из ума стариком. — Считает, что она живая. Перемещается по дому, разговаривает. На погоду влияние оказывает... ох, как же он был ею поглощен! Ночи без сна, сутки без пищи и воды. *имя, имя, имя* — и ничего более. Да ты же не замечал никого вокруг! — эти слова предназначались уже для мужа. — Ни меня, ни *имя дочери*.

— Ты никогда ее не любила, — отозвался мастер. Мы уже пересекли холл и замерли перед закрытой входной дверью в ожидании, пока мужчина найдет спрятанный в щели между стеной и косяком запасной ключ. — Только *имя дочери*. Она смогла оценить мой труд. Всегда ценила...

Едва открылась дверь, вода с гулом хлынула наружу. Во главе хозяина дома мы все вышли на крыльцо и замерли в нерешительности: бурные потоки грязно-рыжей воды несли обломки ветвей, чьи-то вещи и разный мусор.

— Пойду, проверю, как там машина, — с этими словами мужчина спустился по ступеням прямо в жижу и осторожно побрел в сторону хурмовых зарослей, которые чудом все еще оставались целыми. — Никуда не уходите! — крикнул он уже издалека.

* * *

... я стояла на подножке вагона, высматривая в толпе остальных. Путешествие подошло к концу: пришла пора возвращаться домой.

— Счастливого тебе пути, деточка, — видимо, за те дни я как-то умудрилась стать "деточкой", но в упор не помнила, как и когда именно. Хозяйка стояла на перроне, протягивая мне сверток. Взяв его в руки, я увидела, что это были стопка старых писем и толстая тетрадь в кожаной обложке. Похоже на дневник.

— Прочтешь, если захочешь. Это дочкино, — предупредила она мой немой вопрос. — Только уезжай, пожалуйста. Уезжай и никогда больше не возвращайся!

— Я не...

— Нет-нет, не спрашивай, прошу тебя. Просто уезжай. Здесь опасно. Там опасно. С ней — опасно.

Речь, явно, шла о той громадной кукле. Но я не могла задавать вопросов — поезд уже набирал ход.

Я все еще стояла, высунувшись в открытую дверь. Мимо меня пролетала земля, деревья, кусты, затянутое тучами небо...

Я не сразу осознала, что поезд едет абсолютно пустым: никто не входил и не выходил из вагонов, хотя на перроне сновали люди: все они покрутились туда-сюда и куда-то исчезли. А я и не заметила.

Не пришел проводник, чтобы закрыть дверь.

Уверенность, что поезд вел машинист стремительно таяла.

Я оглянулась в пустой вагон. Посмотрела вперед на летящую под ногами землю. И, зажмурившись, прыгнула.

Будь что будет. Но я должна во всем разобраться. Я вернусь...

________________________

* имена не запомнились, оставшись загадкой
* все диалоги имели быть место во сне, однако их дословность может быть подвержена сомнению — я не могу запомнить каждую реплику досконально

в ночь с 30 на 31 октября 2018 г.


P.S. Знакомые со мной в реальности знают, что мне часто снятся очень яркие, насыщенные событиями сны. И то, что я их обычно записываю, формируя короткие рассказы. Думаю, эту традицию стоит возобновить.