Росберри

Они много наблюдали за Росберри. Поначалу никто толком не обращал внимания на её аутизм, а уже потом стали как-то побаиваться. Нет, ведёт она себя точно так, как должны себя вести аутисты, но выражаются эти симптомы немного иначе. Им понадобилось много времени, чтобы понять, что с ней происходит.

Родители отказались от неё несколько лет назад, как только Росберри начала говорить первые слова, которые, конечно, говорила сама себе. Мама и папа боялись своего ребёнка, поэтому отправили её сюда, в лечебный центр. Оставили навсегда.
Почему боялись? Потому что, как уже было указано выше, вела себя девочка странно. По мере взросления (а сейчас ей десять), Росберри училась жить в своём мире, который, увы, никто больше понять или же увидеть не мог. Девочка боялась своего мира. Шизофрении или других отклонений в психике, помимо, естественно, самого аутизма, у неё не обнаружили. Пришлось очень долго наблюдать, делать кучу тестов, ведь выявить любое заболевание у аутиста очень трудно.
Росберри хваталась за всё острое, колющее - то, что чем можно в её глазах защититься, то, чем можно навредить - в глазах окружающих. И её боялись. А она боялась ещё больше.
Спустя много времени они поняли, что видит Росберри. Потому что она начала рисовать.

Росберри сидела перед камерой в комнате, схожей с допросной, но выглядела эта комната гораздо уютнее, с зелёными обоями. Девочка спокойно покачивалась из стороны в сторону, не глядя в объектив. Голос на фоне задавал ей самые обыкновенные вопросы, на которые не ждал ответа. Аутисты, пусть и не откливаются на свои имена, не отвечают, но способны усваивать информацию, даже очень хорошо усваивать.
- Тебе, наверное, понравились пирожные? Я вот их очень люблю. Сегодня всем деткам здесь дают такие после завтрака.
Такие, в принципе, бесполезные разговоры необходимы. С Росберри нельзя не общаться, иначе этот ребёнок совсем зачахнет. А камера нужна для видеоотчётов, без них в лечебном учреждении никак.
- Твоя няня сказала, что ты плохо спала этой ночью. Она настаивает на том, чтобы со стены в твоей комнате стёрли тот рисунок, который ты нарисовала, потому что... Потому что, нам кажется, что именно из-за него ты так плохо спишь. Он... плохой, Росберри. Тебе нельзя смотреть на такие картинки. Вероятно, ты рисовала человека или...
Девочка продолжала шататься из стороны в сторону, но теперь быстрее, тревожнее. Она по-прежнему не смотрела в камеру, не смотрела и на собеседника, который в объектив не попадал. Её глаза бегали из стороны в сторону, руки, сжатые в кулаки, мяли колени.
Она рисовала, да. Рисовала очень мало, редко, но тем не менее так она общалась.
Прямо напротив её кровати есть такой рисунок. Росберри как-то раз находилась под присмотром её няни, сидела на краю кровати, разглядывала пол, лишь изредка поглядывала куда-то в сторону, толком не фокусируя взгляд. Она нервно поворачивалась и отворачивалась, будто бы её позвали. А потом, спустя минут десять, девочка встала, поставила стул к стене, на которую и смотрела с той самой тревогой, поднялась на стул и начала рисовать. Няня не мешала ей, наблюдала.
Росберри нарисовала чёрным восковым мелком нечто, не похожее ни на человека, ни на животное, хотя имело при этом какие-то с ними схожие черты. Оно выглядело очень высоким, поэтому девочка и рисовала, стоя на стуле. При это нечто стояло на четвереньках, а его голова будто бы безжизненно свисала с непропорционально длинной шеи. Лицо с двумя пустыми кругляшками - так изобразила глаза Росберри. Больше ничего на лице не было: ни рта, ни носа - ничего. Само тельце существа, которое по сравнению с его длинными и тонкими конечностями, казалось слишком маленьким, было толстоватым.
Росберри слезла со стула, как только закончила рисовать, а потом легла на свою кровать, прямо напротив рисунка, и начала смотреть на него. Она нервно сжимала и разжимала кулачки, ёрзала пальцами по складкам юбки, но при этом, испытывая страх, продолжала смотреть. Девочка будто показывает, что у неё толком нет выбора, как только глазеть на этот кошмар.
Няня, которой не исполнилось ещё и двадцати пяти, по имени Челси, пришла работать в этот центр совсем недавно. Она была готова к любым выходкам больных и брошенных детей, но это её, почему-то, серьёзно встревожило. Челси теперь боялась, как боится сама Росберри, хотя девушка и не отказалась от своей подопечной, а продолжила ухаживать за ней. Она водила девочку на завтрак, помогла принимать ванную, но тем не менее теперь посматривала на Росберри с некой жалостью, смешанной со страхом.

Челси сидела вместе с Росберри в её комнате, когда за пределами этих до боли знакомых стен во всю кипела жизнь. Где-то плакал ребёнок, где-то проехала каталка. Ко всем этим звукам живущие здесь дети уже давно привыкли, и даже если во время глубокой ночи кто-то вдруг завопит так, словно его режут, никто и не думал просыпаться или подпрыгивать от испуга. Кроме Росберри. Росберри вообще редко спала.
Сейчас девочка поставила стул к окну и смотрела на сад, в котором уже погуляла сегодня утром, а потом, по расписанию, пойдёт гулять туда снова, конечно, под присмотром няни.
Челси видела, как девочка пошатывается, слегка болтает ногами, постукивая сандалиями по ножкам стула. Тут же Челси невольно перевела взгляд на нарисованное на стене существо и вздрогнула. Она поспешила оторваться от рисунка, не всматриваться в него, ибо ночи становятся какими-то неспокойными после отпечатавшегося в памяти образа, изображённого чёрным восковым мелком.
Вдруг Челси заметила взгляд Росберри, который теперь концентрировался на рисунке. Кулачки стали сжиматься чаще и сильнее, пальцы начали хвататься за складки юбки. Пошатывания ускорились.
В который раз Челси убедилась, что этот рисунок нужно стереть к чёртовой матери, дабы ребёнок больше такого ужаса не видел, не смотрел на него всю ночь, но её лечащий врач отказал в этом, сказал, мол, так девочка общается. Да ей страшно! Она, вероятно, нарисовала то, чего боится. Возможно, ей это снится.
- Росберри, это же просто картинка. Не нужно бояться, - ласково произнесла Челси, подходя к девочке. Девушка положила руки на плечи подопечной и почувствовала отголоски дрожи. - Спокойно, милая. Не бойся. Это только изображение, как в книжках.
В очень страшных книжках, - подумала Челси.
- Ну? Ничего ведь не происходит, правда? Может, сходим погулять? Забудем о том, что до прогулки ещё целых два часа.
И они ушли. Хотя Челси не удалось сразу уговорить Росберри встать со стула и двинуться с места.

Все долго думали над этим изображением. Должна быть какая-то асоциация у ребёнка, раз она это нарисовала, но никто так и не смог придумать эту самую асоциацию. Остановились на том, что это просто, вероятно, снится ей - кошмар, который девочка нам показала. В эту версию можно поверить, на ней можно остановиться. На том и порешили. Оставили, как есть.

Челси вывела девочку на прогулку, держа ту за руку. Росберри позволяла прикасаться к ней, хотя не многие дети в этом месте могут разрешить такое. Челси привязалась к малютке, старалась, как собственную дочь, оберегать её, а ещё ей больше всего на свете хотелось оградить этого ребёнка от всех страхов. Но как это сделать, когда самой непреодалимо жутко находиться рядом?
Челси не думала ни о чём, что в данный момент могло бы заставить её нервничать, но какая-то часть девушки чувствовала этот нервоз. Просто держать Росберри за руку и ходить кругами по саду... пытка какая-то. Не от того, что Росберри больной аутизмом ребёнок, а... а почему? Потому что рядом с ней Челси будто бы начинает чувствовать её страх, её угнетение, поэтому больше всего желает прекратить это.
- Выше, выше... - тихо пролепетала Росберри сама себе. Порой она общалась обрывками фраз или же просто короткими, не несущими никакого смысла словами.
- Да, это здание действительно высокое, Росберри.
- Выше.
- Выше, чем мы. Выше, чем деревья, да?
Девочка замолкла. И почему Челси сразу не посмотрела на неё? И почему не обратила внимание на её взгляд?!
Росберри шла рядом, держа руку няни, но при этом неотрывно смотрела в сторону входа в подвал. Это небольшая дверка, за которой есть лишь маленькое помещение с лопатами, вёдрами и прочими садовыми принадлежностями. Смотрит и начинает нервничать. Челси так и чувствует, как затвердевает маленькая худенькая ручка, впивается в её кожу ногтями.
- М-м-м... - негодующе протянула Росберри, стиснув зубы и сжав губы. - М-м-м...
- Что? Там ничего нет, милая. Это подвал. Садовник хранит там всё, что нужно для ухода за этим садом.
- Выше... М-м-м...
- Наверное, стоит пойти в корпус. Ты проголодалась.

Никто. Абсолютно никто не обращал никакого внимания на переживания Росберри. Всем казалось, будто о родителях, отказавшихся от неё, она уже позабыла, но они ошибались. И пусть личное горе душило Росберри внутри, большую часть своего внимания она уделяла только... Выше.
Не перестала бояться. Наверное, после ухода родителей из её жизни, стала бояться даже больше. Теперь нет ощущения, будто кто-то тебе близкий рядом, кто-то сможет защитить. Она аутист, но это никоим образом не помешает чувствовать, скучать, испытывать все те переживания, которые испытывает брошенный ребёнок.
Жаль, что своим поведением девочка этого никак не показывала. Не умела она.

Ночь. Многих детей удалось уложить в кровати. Стояла почти идеальная тишина. А Росберри не спала.
Она рисовала картинку в коридоре на стене. Такую же, как нарисовала у себя в комнате. Чёрным восковым мелком. Поставила стул, встала на него и рисовала.
Няня с ужасом наблюдала эту картину. Челси всего лишь отошла, чтобы купить батончик шоколада и кофе в автомате, а когда вернулась...
В который раз ей страшно. Вероятно, даже страшнее, чем самой Росберри. Челси не могла смотреть на это изображение неизвестного существа, но тем не менее смотрела. Пластиковый стаканчик с кофе вот-вот выпадет из дрожащей руки. Это всего лишь детская картинка. Всего лишь детская картинка. Всего лишь детская...
Росберри медленно повернулась в сторону Челси, но, конечно же, не посмотрела на свою няню. Она взглянула за неё.
Свет в коридорах по ночам гасили, оставляли лишь тусклые ночники, поэтому сейчас за спиной Челси было достаточно темно.
- Выше... - произнесла Росберри, глядя на кого-то, кого за спиной Челси быть не должно. - В-выше тебя...
Няня хотела обернуться, чтобы убедить себя в том, что там никого и ничего нет. Она хотела в этом убедиться, но краем глаза, начиная оборачиваться через плечо, увидела лицо. Пустое лицо с не менее пустыми круглешками на месте глаз.
- Выше. Выше... тебя...

Росберри любила куклы. У неё их много. Есть даже кукольный домик с чайным сервизом размером с подушечку пальца. И она часто играла одна. Под игрой подразумевалось лишь рассматривание куклы, держание её в руках, иногда переодевание. Но девочка любила куклы.

- Оно передвигается. Росберри нарисовала его в коридоре, показывая тем самым, что из её комнаты оно вышло. Оно теперь не просто смотрит на кровать девочки, а выходит. Выходит и в сад. Выходит... Оно было везде! - едва сдерживая эмоции, тараторила Челси. - В-вы понимаете?!
- Вы уверены в своих словах? Быть может, Вам показалось...
- Я знаю, что видела. Оно к ней приходит. Не к нам, а к ней. Я не боюсь за свою жизнь. Потому что приходит оно к ней! Это полный абсурд! Верно. Абсурд. И я долго решалась на этот разговор. Но... я ведь ничего не смогу сделать.

А ещё она знала, что такое Выше. Выше - когда он стоит на четырёх конечностях-палках с опущенной головой. Вот это Выше.
И куклы её часто оказывались где-нибудь на шкафу.

- На каких основаниях мы должны верить Вашим словам? Звучит, как полнейший бред.
- Можете закрывать меня куда угодно, только, чёрт возьми, защитите Росберри. Я добровольно пойду в психушку, в наркологический диспансер - взамен на веру в мои слова.
- И каковы же аргументы? Как нам поверить в это?
- Выше... Выше тебя...
- Росберри? Ты что тут делаешь?

Платья тоже Росберри нравились. Они так же, как куклы, пропадали. Росберри знала, где они, а достать не могла, как и попросить об этом кого-то.

- Выше... Выше...
- Милая, иди в свою комнату. Мы разговариваем с твоей няней.

Один раз утром Росберри увидела на шкафу своего младшего брата. Синего.
Потом мама с папой её увезли сюда.

- Это ещё что за чёрт?! О боже мой!!!

Росберри боялась. Она нервно пошатывалась, сидя на стуле, мычала, нервно перебирая пальцами складки юбки. Сжимала и разжимала кулачки.
Она больше не смотрела на шкаф, стоящий в углу. Потому что на нём, как и братик тогда...
- Выше... М-м-м... Выше