Икбарр Бигельштайне

Когда я был маленьким, то боялся темноты. До сих пор ее боюсь, но когда мне было лет шесть, я каждую ночь криком призывал родителей на розыски монстров под кроватью или в чулане, которые, как мне казалось, только и ждали, как меня сожрать. Даже с ночником я видел мрачные тени, шевелящиеся в углах комнаты, или странные лица, смотрящие на меня из окна спальни. Родители утешали меня как могли, говорили, что это просто плохой сон или «привиделось», но в неокрепших детских мозгах сидела твердая уверенность, что стоит мне заснуть, как меня схватят страшилы. Чаще всего я просто прятался под одеялом, пока не уставал до такой степени, что больше не мог пугаться, но иногда на меня накатывала такая паника, что я с воплями сбегал в комнату родителей , чем одновременно будил брата с сестрой. После таких испытаний уже никто в семье не мог выспаться. Наконец, после одной особенно мучительной ночи, терпению родителей пришел конец. К своему несчастью, они поняли, что бесполезно спорить с шестилеткой, и осознали, что у них не получится с помощью разума и логики убедить меня отбросить детские страхи. Им пришлось действовать хитростью.

Маме пришла в голову мысль сшить мне маленького друга, с которым будет не страшно по ночам.

Она взяла множество пестрых кусков ткани, уселась за швейную машинку и сотворила того, кого я впоследствии буду называть мистер Икбарр Бигельштайне, или просто Ик. Ик был «тряпичным монстром», как прозвала его мама. Его сделали, чтобы отпугивать других монстров и тем самым защищать меня, пока я сплю. Должен признать, вид у него был весьма и весьма жуткий.

Честно говоря, вспоминая все это, я по-прежнему удивляюсь, как мама смогла придумать такое странно и пугающе выглядящее существо. Икбарр, сшитый из отдельных кусков, казался гремлином доктора Франкенштейна; у него были огромные белые глаза из пуговиц и висячие кошачьи уши. Его ручки и ножки были сшиты из черно-белых полосатых носочков моей сестры, а зеленая половина лица — из футбольной гетры, принадлежавшей брату. Голова была похожа на луковицу, а вместо рта мама приделала кусок белой ткани и расшила его зигзагами так, что он стал напоминать широкую ухмылку из острых зубов. Я в него тут же влюбился.

С тех пор Ик меня никогда не покидал. Разумеется, если речь шла о темном времени суток. Солнце Ику не нравилось, и он обижался, когда я брал его с собой в школу. Но я не переживал, он мне был нужен только по ночам, чтобы отгонять барабашек — а по этой части он был на высоте. Когда я ложился спать, Ик говорил мне, где прячутся монстры, и я клал его поблизости к источнику жути. Если что-то сидело в чулане, Ик загораживал дверь. Если черная тварь скреблась в окно, я прижимал Ика к стеклу. Если под кроватью притаился огромный волосатый зверь, то туда же отправлялся и Ик.

Бывало так, что монстры обитали не у меня в комнате. Иногда они прятались в моих снах, и Икбарру приходилось являться в мои ночные кошмары. Мне нравилось переправлять Ика в мир моих сновидений; мы вдвоем часы напролет сражались с упырями и демонами. Лучше всего было, когда во сне Ик мог говорить со мной по-настоящему. Он спрашивал: «Ты меня сильно любишь?». А я всегда отвечал ему: «Больше всего на свете».

Однажды во сне, в ночь, когда у меня выпал первый зуб, Ик попросил меня об одной услуге.

— Дашь мне зуб?

Я спросил, зачем.

— Чтобы лучше убивать страшил.

На следующее утро, за завтраком, мама спросила меня, куда делся зуб. Как она мне объяснила, «зубная фея» не смогла найти его под подушкой. Когда я сказал, что отдал его Икбарру, она просто пожала плечами и продолжила кормить сестренку.

С тех пор, каждый раз, когда у меня выпадал зуб, я отдавал его Ику. Конечно, он всегда меня благодарил и говорил, что любит меня. Но в конце концов у меня кончились молочные зубы, да и я сам уже стал староват для игры в куклы. Вот так Ик и сидел у меня на этажерке, собирая пыль и постепенно исчезая у меня из памяти.

Но со временем кошмары стали хуже некуда. Такими ужасными, что и днем преследовали меня, нагоняя страх из каждого темного угла или шороха в кустах. Одной особо скверной ночью (когда я гостил у друга, а потом примчался домой на велосипеде, потому что у него дома за мной, чем хотите клянусь, гонялись бешеные собаки) я обнаружил, что в моей комнате появилось что-то странное. На кровати, в мягких лучах луны, светившей за окном, на задних лапах стоял Икбарр. Сначала я подумал, что мне опять все чудится, как чудилось весь этот вечер, и попытался включить свет. Снова щелкнул выключателем. И еще раз, и еще, а темнота все не исчезала. Вот тут-то я и занервничал.

Я медленно попятился к двери, не спуская глаз с силуэта Ика, вытянув руку назад и нашаривая дверную ручку. Я уже был готов смыться, как вдруг услышал, что дверь захлопнулась, заперев меня в темноте. Во мраке и в тишине я стоял как вкопанный, даже не дыша. Как долго — не знаю, но после целой вечности, заполненной холодным страхом, я услышал знакомый пронзительный голос:

— Ты перестал меня кормить, так почему же я тебя должен защищать?

— Защищать? От чего?

— Сейчас увидишь.

Не успел я моргнуть, как все изменилось. Я больше не в спальне, теперь я где-то… в другом месте. Я не в аду, но в чем-то явно близком. Это был какой-то лес, чудовищное, кошмарное место, где недоразвитые выкидыши свисали с ветвей, а земля кишела плотоядным насекомыми. В воздухе висел плотный туман, издававший запах гниющего мяса, а ночное небо прорезали бледно-зеленые молнии. Вдалеке слышались крики какого-то терзаемого существа, которое я затруднился причислить к людям. Голова пульсировала так, как будто вот-вот взорвется, боль исторгала из меня потоки слез. В мозгу снова раздался его голос:

«Вот чем станет твоя реальность без меня, — я услышал быстро приближающуюся громоподобную поступь. — Только я могу остановить это». Теперь оно стояло сзади меня, огромное, рассерженное, обдающее меня жарким дыханием. «Принеси мне то, что мне нужно, и я помогу». Я проснулся, не успев оглянуться.

На следующий день я пробрался в чулан родителей, похитил молочные зубы брата и отдал их все до последнего Икбарру. Ночные ужасы почти сразу же прекратились, и я снова смог вести более или менее нормальное существование. Иногда я лазил в комнату младшей сестры и воровал предназначенное зубной фее или душил какую-нибудь бродячую кошку и вырывал у нее маленькие острые резцы. Все что угодно, лишь бы прекратились видения — хоть ожерелье из акульих зубов, хоть изъеденный кариесом малый коренной.

Еще я стал замечать, что Ик перемещался по комнате, когда я уходил на сколько-нибудь существенное время, переставлял мои вещи и вешал новые занавески. Неведомым образом он стал каким-то более живым. При подходящем освещении его зубы блестели, а на ощупь он казался теплым. Хоть он и пугал меня до смерти, у меня не хватало смелости взять и уничтожить его, ведь я понимал, с чем тогда останусь наедине. Так что в старших классах и в колледже я по-прежнему собирал зубы для Ика. Чем старше я становился, тем больше вещей вызывали у меня страх, тем больше зубов требовалось Ику, чтобы меня защищать.

Теперь мне 22 года, у меня приличная работа, собственная квартира и зубные протезы. Ик не ел уже месяц, и вокруг меня снова стали сгущаться кошмары. Сегодня после работы я решил пройти через гараж для парковки. Мне попался какой-то мужик, ковырявшийся с ключами от машины. Его зубы были в желтом налете от долгого пристрастия к сигаретам и кофе. И все равно, чтобы добыть коренные зубы, пришлось пустить в дело молоток. Когда я вернулся домой, он ждал меня. На потолке, в углу. Пара белых глаз и полный рот клыков.

Он спрашивает меня: «Ты меня сильно любишь?». Снимая пальто, я отвечаю: «Очень сильно. Больше всего на свете»