Неудачная охота

Произошла эта история лет тридцать назад в маленьком поселке на севере нашей Родины. Я тогда приехал в гости к двоюродной бабке: очень уж звала, тосковала одна после того, как все дети и внуки уехали в город. А между тем, в деревне и банька, и рыбалка, и охота, если кто пострелять любит. В лесах все еще грибы, на болотах — клюква.

Ну что ж, приехал. От станции долго пешком добирался через лес по проселочной дороге, зато надышался свежим воздухом до головокружения. Поселочек встретил меня брехливыми собаками. Подбежали, полаяли немножко, но, стоило старожилам прикрикнуть из-за заборов, прижали уши и отвалили.

Я в том поселке бывал в детстве, и взрослым меня никто не узнал. Но все равно со всеми, кого встретил, я поздоровался. В деревне так принято: даже если незнаком — здоровайся, а то подумают, что сволочь.

С бабой Шурой увиделся, поцеловались, она поохала, поплакала чуть. Потом чай с баранками и ее сетования на то, что вся молодежь удрала. Поселок загибается, впрочем, как и многие поселки в стране. После чая бабка взялась устраивать для меня спальное место, а я вышел прогуляться.

Дом ее стоял почти в центре коротенькой улицы, на которой едва ли десяток домов были жилыми. Тогда, честно сказать, мне это грустным не показалось, скорее, закономерным. Села вымирают — города развиваются. Цивилизация, мать ее…
Вот такие мои философские мысли и прервал чужой оклик.

-Гоша!

Я завертел головой и увидел молодого человека, моего ровесника на вид, подпиравшего облезлые ворота крайнего дома. Он был темноволосым, с широким приплюснутым лицом. Одет он был в легкий спортивный костюм.

-Какие люди! — Парень расплылся в улыбке.

Я медленно его вспоминал.

-Здорово…

-Я Саша. Помнишь?

Он отлепился от ворот и подошел ко мне. Детство, лето, костер и жареный хлеб… Что-то знакомое в нем было.

-Ты к бабе Шуре в гости? — Спросил он и добавил. — Я тоже в гостях у своих. Уже неделю гощу, скоро взвою.

-Ну да, скучновато здесь.

-Да не было бы скучно, если бы было хоть с кем на рыбалку сходить или за грибами! — Саша сплюнул. — Старые стали все, никуда не хотят идти. Раз ты здесь, пойдем вместе? Сейчас грибная пора.

И он с надеждой посмотрел на меня. Я только недавно про грибы думал, к тому же стало ясно, что Сашка — единственный мой ровесник в деревне, так что я кивнул.

-Тогда завтра. — Решительно кивнул парень в ответ. — Давай в три на выходе из деревни.

-Три? — Я удивился: на севере рано темнеет. — В три уже поздно будет.

-Не будет. — Отрезал мой новый старый знакомый. — Воздух прогреется, а как в лес зайдем, сразу грибы пойдут. Ты что, не помнишь какие тут грибы?

Я не помнил, но нехотя согласился. Как я потом об этом всем жалел, словами не передать. Даже сейчас, годы спустя, оторопь берет от собственной дурости, но тогда я молодой был, невнимательный…

Сашка исчез за воротами, а я еще побродил по улице, сходил на окраину поселка поглядеть на лес. На опушке росли березы и рябина, дальше виднелись острые верхушки елок. Лес был старым и густым. Не добрались еще до него «предприниматели», которые пилят и продают. Воодушевленный этой мыслью, хоть и встревоженный видом старого бора, я вернулся к бабке в дом. Она уже вовсю хлопотала об ужине, и вкусные запахи щекотали нос. Я сказал ей про Сашку и завтрашние грибы.

-Сашка? Помню, да… — Она, не поворачиваясь ко мне от раковины, чистила картошку. — Взрослый уже должен быть. Я и не видела его…

-Да ты и не выходишь никуда.

-А куда выходить? — Баба Шура вздохнула. — Клуб закрыт, на пьянки мне противно. Вон, огород и куры. За грибами пойдете, значит?

-Ну да.

-Раньше надо выходить.

-Я Сашке тоже так сказал. — Пожаловался я.

А на следующий день в три пошел на дорогу с ведром. Сашка уже ждал меня там с плетеной корзиной. Одет он был во вчерашнее, не по-лесному, и я про себя фыркнул: городской, неприспособленный.

Мы зашли в лес и углубились в чащу. Грибы росли, конечно, не ковром, но кое-чего набрать мы успели за первый час. Я вошел в азарт, однако, как на зло, больше ничего не попадалось.

-Идем дальше. — Предложил Сашка.

Под деревьями уже стало мрачно. В лесах вообще темнеет раньше, а в северных лесах — сразу после обеда. Но не возвращаться же с пустыми руками! И мы пошли. Я шел строго вперед, чтобы потом возвращаться строго назад. Сашка же все время кидался куда-то в сторону и звал меня, но я не сворачивал, и ему приходилось держаться тропы.

Не знаю, на сколько мы так углубились в чащу. После выхода из дома прошло часа, может, три. Я шарил глазами по земле в охотничьем азарте и потерял счет времени, но, когда уже нельзя было отличить грибные шляпки от листвы, решил возвращаться.

-Пойдем назад. — Сказал я своему компаньону.

-Пойдем. — Легко согласился он, поглядывая в густую темень между стволами.

-Эх, с утра бы пошли — все бы успели! — Я в сердцах пнул коленом свое полупустое ведро.

-Успели. — Отозвался Саша.

Мы развернулись. Я шагал первым и думал о том, что ради такой скудной добычи и браться за это дело не стоило. Радовало меня только то, что на ужин баба Шура обещала наваристые щи и пирожки с вареньем.

Становилось все темней и тише. Редко и далеко вскрикивали перед ночевкой птицы, зудели комары. Я шел все быстрей, чувствуя лопатками сашкин взгляд. Его присутствие должно было успокаивать: я же в лесу не один, — но он молчал, и от того становилось только хуже.

Вдруг что-то зарычало сбоку. Звук шел из темноты в паре десятков метров от нас, и я замер. Сердце оборвалось.

-Что это? — Прошептал я.

Саша тоже остановился и смотрел на меня темными большими глазами.

Неужели медведь? Судорожно я вспоминал, что, если медведь, то надо притвориться мертвым. Или нет?.. Или закричать на него? Или надо залезть на дерево? Я был уверен, что бежать нельзя, медведи очень быстро на самом деле бегают, и это верная смерть.

Рык раздался совсем близко и был громовым. Рявкнуло, ухнуло, и Саша бросился прочь. Я — следом. За нами трещали ветки. Я отбросил ведро. За те секунды бешеного бега, когда я казался себе гепардом и верил, что смогу сбежать от опасности, мне вдруг пришло в голову, что при такой скорости мы могли бы и до поселка добежать, а там уж у мужиков найдутся ружья и собаки. Приложив все усилия, я сориентировался и развернулся сообразно со своей интуицией.

-Сашка! Туда! — Крикнул я, несясь в новом направлении.

И тут… Рык раздался совсем рядом. И не сзади, а почти передо мной, прямо на пути!

Я отшатнулся и припустил в другую сторону, но с той стороны на меня обрушился оглушительный визг, и я понял, что это не животное. Это было нечто злое и страшное, с чем человеку не совладать.

Я бежал и кидался в разные стороны, Сашка бежал рядом. Рык, визг, треск раздавались со всех сторон. У меня сердце замирало, я повторял про себя “Спаси, спаси, сохрани” — единственное, что приходило в голову.

И тут — никак это было иначе не описать, чем озарение — я осознал, что оно, чем бы оно ни было, нас не догоняет. Если бы хотело, уже догнало бы. Оно нас загоняет… Нечто мне не дало вернуться на тропу и отрезало путь к поселку, но напасть по какой-то причине не могло. Оно могло только пугать — и пугало, чтобы загнать туда, где, наверное, напасть будет можно.

Опасность не за спиной, а впереди! И я встал, как вкопанный, сраженный собственным просветлением, а вот Сашка пролетел вперед, в кусты, судя по всему, пробежал чуть по листве — под его ногами прохрустели листья, а потом он остановился тоже. Листья больше не шуршали. Логически думать я тогда никак не мог, только чутье работало остро как никогда. И это чутье подсказало, что Сашка — не Сашка. Он — часть этой гонки, он — гончая.

Ни жив, ни мертв от страха, я стоял, а за моей спиной нечто в темноте бесновалось и щелкало, рычало, но не бросалось, а потом и вовсе затихло. Воцарилась мертвая тишина. Все мои чувства были направлены на кусты, за которыми стоял мой “знакомый”. А потом из тех кустов я услышал его голос:

-Гоша! Иди сюда!.. Гоша! Гоша! Гоша!

И что-то мерзкое, хлюпающее проявилось в его голосе, словно звук шел не изо рта, а из самой его утробы. Листья хрустнули в моем направлении, и я сорвался с места.

Ничего больше не помню. Очнулся я в поселке уже, когда спиртом опалило горло. Меня крепко держали мужики и отпаивали первейшим русским лекарством. Все спрашивали, чего случилось — чего случилось, а я даже сказать ничего не мог, чтобы язык не откусить, так сильно зубы стучали. Бабка надо мной молитвы читала всю ночь и еще какие-то заговоры. К утру отпустило, и я поспал.

К ужину проснулся. Проведать меня много народу собралось: послушать, что со мной произошло. Рассказал я про Сашку и про скачки безумные по лесу, а сам про себя решил, что завтра же с утра пойду на станцию, хоть на рельсы лягу, чтоб электричку остановить, но домой уеду. Еще раз мне такого страха не выдержать.

Когда рассказ закончился, народ перекрестился, поплевались через левое плечо. Ну а что еще сказать? Чудеса в решете! Про Сашку объяснили, что видеть его двадцатилетним я никак не мог: он на десяток лет меня старше. Да и давно он уехал, никому не ведомо, что с ним стало. А страхи лесные… Ну, не на пустом же месте сказки появляются.

-А кто-нибудь пропадал в лесу? — Спросил я.

-Пропадают люди иногда. — Один из мужиков пожал плечами. — Всегда пропадали, это ж лес — не курорт! Тут ухо в остро надо держать.

Утром меня проводили на станцию, и я уехал. Что хотело меня в чащу завести, так и не ясно, но, я так думаю, некоторых вещей лучше не знать.