Робин Бобин

Столкнуться лбами – это не очень приятная штука. Для этого надо обладать определенной долей везения и определенной долей внимательности. Впрочем, с этим у Игоря было всё в порядке. Забытые ключи, брошенный в мусоропровод пульт от телевизора, заражение половины земного шара зомби-вирусом – проще простого. Но в данный момент он ограничился тем, что едва не проломил череп Карине.
- Извини, что-то я переборщил с дружескими объятьями.
- Я тут как раз иду и думаю, чего это никто меня не убивает, не насилует. А Верещага тут как тут, рад стараться.
- Ты далеко?
- Ну как сказать.
- До магазина, что ли?
- Не. Табуретку ищу.
- Какую табуретку?
- Деревянную.
Джинсовые шорты Карины вертелись туда-сюда, будто надеялись, что хозяйкина табуретка вот-вот выскочит из-за угла.
- Потрясающе. Зачем тебе деревянная табуретка?
- Я давно тебе хотела признаться, но все не решалась. Детка, я бобер.
Карина глядела куда-то в сторону, потирая запястье тонким серебряным браслетом.
- У нас там ремонт, вся мебель в коридоре или на площадке. Табуретку кто-то унес.
- Кому она нужна?
- Вот и вот. Стулья купили недавно, все табуретки выбросили, кроме этой.
- Ну и забей. Зачем тебе она вообще нужна?
- Ну нормальная же табуретка была, кто-нибудь выкинул просто, не будем показывать пальцем. Баба Полено любит же у нас все на мусорку таскать.
- Может, у нее там гнездо?
Баба Полено, вернее, Полина, с завидным упорством тащила на свалку любой хлам, который имел несчастье оказаться в подъезде. Она не реагировала ни на какие просьбы, угрозы и оскорбления – бить ее все равно никто не решался.
- Выводит маленьких поленят? Я бы тогда съехала нахер отсюда.
Игорь еще немного поглядел вслед удаляющимся джинсовым шортам. Пожалуй, мусорка правда немного похожа на гнездо. Только не бабы Полена, конечно, что за глупости, семидесятилетние бабки не живут в гнездах.
В магазине была только продавщица, вечно листавшая «Аргументы и факты» или другую макулатуру. Взяв яблочный сок, чем-то похожий на буржуя со старого советского плаката сервелат и булку черного, Игорь уже собирался выходить, когда в магазин вошел Володенька.
Игорю не хотелось отсыпать алкашу мелочь, но он явно хотел чего-то другого. Стоя у самых дверей, Володенька внимательно разглядывал его, будто увидел первый раз.
- Большой ты стал, Игорек… — вдруг задумчиво просипел алкаш. Игорек протиснулся мимо него к выходу и толкнул дверь. Но выйти ему не дали.
- Игорь, а сеструха-то че, а?
Сеструха нормально, лишь бы руку убрал.
- В школу-то ходит?
Не ходит.
- Болеет, что ли? – удивился Володенька. Ему было бы неинтересно слушать про мужа и сына. Да, болеет, спасибо, передам. Игорь с трудом сумел снять его руку с плеча и вышел из магазина.
- Ты там смотри, паря… Это… Смотри там.
В голосе Володеньки слышалась какая-то безнадежная тоска. Возможно, он вспомнил что-то из прошлой жизни, и потому так вцепился. Как будто нашел соломинку, которая бы вытащила его обратно.
А может, дело было просто в нехватке мелочи.

Игорь едва успел положить сервелат на хлеб, когда в дверь два раза постучали.
- Ксюха, ты?
- Ксюха – я, — подтвердило глухое ворчание с той стороны. Сестра собиралась заскочить вчера, но вчера Макса с раннего утра вызвали в управление, где он работал опером убойного отдела, а соседка завела уборку, и Ксюха весь день просидела с Кирюшей. Сегодня он сидел с соседкой.
- Ты все за компом, морковка?
- За компом, — уныло кивнула морковка.
- А Инга?
- А я ее нахер послал на прошлой неделе.
- Как неожиданно, — хмыкнула Ксю. – Ты бы хоть чай сварил.
- Заварка в шкафу.
Через некоторое время на кухне послышался стук и звон, соразмерный не очень большому слону в довольно просторной посудной лавке.
- Ты совсем тут двинулся, сердешный? У тебя на столе труселя. Ты в курсе?
Сердешный был в курсе.
- И что ты с этим собираешься делать?
Сердешный собирался постирать.
- А курицы столько тебе зачем?
Сердешный не знал.
- Ты вообще хоть помнишь, когда ее купил? Ясно все с тобой, короче. Буду тебя кормить, куда ее еще девать-то.
Жареная грудка оказалась более чем съедобной. На удивление, кроме курицы Ксюша умудрилась откопать где-то замороженные овощи и томатную пасту.
- Ешь, ешь давай. Ты Карину давно видел?
- Вот сегодня только. А что?
- Она ходила к бабе Полену разбираться. Она у нее какую-то тумбочку со шмотьем выбросила.
- Табуретку.
- Нет, табуретку она тоже выбросила, но ни то, ни другое так и не нашлось нигде, и бабка не говорит.
- Странно. Она обычно гордится успехами. Сначала выбросит, потом подробно все расскажет с довольной рожей.
- Вот именно. А куда тогда все это делось?
- Да не насрать ли, все равно как у змеи ног, у них не подъезд, а проходной двор. Да еще на первом этаже.
- Ну так-то да.
- Ксю?
- А?
- Что не так?
Сестра внимательно поглядела на Игоря и отставила кружку с чаем в сторону.
- Ксю.
- Ну, глупость, конечно, но мне это кое-что напомнило.
Напомнило гнездо.
- Что напомнило?
- Ну, у Кирюшки в садике. У них неделю назад шкаф с игрушками пропал.
- В смысле – пропал?
- Пропал, и все.
Ксю притянула кружку обратно.
- Херня какая-то. Садик же ночью закрывают.
- В том и дело. Садик всю ночь был закрыт, сторож клялся и божился, что ни-ни. А шкафа нет.
Игорь гонял вилкой особо изворотливую горошину. Она не желала сдаваться и ехидно смеялась при очередном тычке мимо нее.
- Ну и что это все значит?
- Маньяк-папа Карло. Бобры-рецидивисты. Хер бы его знал.
Она отхлебнула чая из кружки с синьором Помидором.
- Посидишь завтра с Кирей?

Когда не могла соседка, их всегда оставляли с ним вдвоем. Каждый из них в отдельности был той еще нянькой. По крайней мере, сестра говорила, что он должен следить за Кирюшей, а Карина – за ним. Таким образом строилась естественная пищевая пирамида и соблюдался экологический баланс.
Сейчас для разнообразия за Кириллом следила Карина. В общем и целом, как считал Игорь, она любила детей и ладила с ними, но ладила как-то не так – рисунки на обоях и залепленные пластилином ксюхины брюки были, по мнению Карины,  чем-то само собой разумеющимся.
Взяв из холодильника газировку, Игорь вернулся в комнату Кири. Что-то заставило его задержаться у двери. Прислушавшись, он понял – Карина читает.

Робин Бобин голоден,
Съел все мясо в городе,
Съел корову и теленка,
Мясника и мясничонка.

Какая же идиотская песенка. Чуковскому и в голову не пришло бы сделать такой перевод. Автор, сохранив текст предельно близким к английскому оригиналу, будто специально выбрал из тысячи вариантов перевода самый гадливый.

Съел часовню и приход,
И в округе весь народ.
Корову, теленка,
Мясника, мясничонка, -

вот дура, она и правда читает это пятилетнему ребенку -

Церковь, приход,
Весь добрый народ
Проглотил, но все еще хочет есть.

Все еще. Именно эти слова. Как будто не было сотен других дурацких слов, которые выпрыгивали, как чертик из табакерки, которые кусались и царапались, и творили сущий кавардак. Но не шлепали, как гнилая рыба.
Нет, Чуковский никогда бы не написал ничего такого.

- Охуительно!
Может, Вадя собирался сказать что-то другое, но поэтические порывы его души всегда выходили так и только так. С другой стороны, никто бы сейчас с ним не поспорил – хорошая баня не требует много слов.
- Сходи за пивом уже.
Теперь их было двое – Игорь в желтом полотенце, Карина в голубом полотенце. Как рулетики в разноцветных обертках на пикнике.
- Хорошо.
Голубой рулетик не отвечал – он о чем-то думал.
- Карь.
Голубой рулетик не обернулся. Строго говоря, рулетикам и не положено оборачиваться – они обычно ждут, пока их аккуратно разрежут и съедят, ах, как вкусно, передайте комплименты шеф-повару.
Игорь подсел рядом.
- Помнишь? Когда мы маленькие были, ездили к моей бабушке.
Голубой рулетик задумчиво кивнул, глядя на звезды.
- На веранде была дверь в котельную.
Котельную, в которой никогда не было котла – дед Егор не успел поставить, а потом родители натыкали в доме кондиционеров. Дверь в котельную всегда стояла открытой настежь.
- И там висела шкура.
Игорь помнил ее, как сейчас. Мерзкий, уродливый кусок, воняющий нафталином, начавший линять, казалось, еще при жизни. Медвежьи шкуры, когда их рисуют у каминов писательницы автобусных романов для дам в возрасте, выглядят совсем не так. Они пушистые, мягкие, они не линяют, на них можно лежать, глядя на огонь в камине, можно читать или заниматься сексом. И они уж точно не выглядят так, будто кто-то просто сбросил кожу и все еще ходит поблизости.
Все еще. Шлеп, шлеп – так шлепает гнилая рыба.
- Ты помнишь?
Голубой рулетик снова кивнул – теперь уже едва заметно.
- А помнишь сказку про медведя на липовой ноге?
Бабушка знала только одну сказку. И всегда рассказывала ее – каждый раз, как Игорь приезжал погостить. Он ненавидел гостить у бабушки. Но родители думали, что он замечательно проводит там время. Ведь там столько разных занятий – посмотреть на шкуру, послушать сказку, посмотреть на шкуру, хочешь молока, Игорюшка? Сбегай, бабушка молочка нальет, а ты сбегай. Можешь посмотреть на шкуру или на голубиное гнездо. Голубей в нем больше никогда не было – они улетели, когда поняли, что дед Егор уже не сможет приносить крошки хлеба. Гнездо без голубей. Котельная без котла. Медведь без ноги.
Это ведь была только сказка, медведи не умеют делать себе деревянные ноги. Он почти видел эту картину перед глазами. Вот медведь идет, нога поскрипывает, он сам приговаривает: «Скырлы, скырлы, скырлы, на липовой ноге, на березовой клюке.»
Как же он приговаривает? Ведь рот у него зашит толстыми белыми нитками, как у шкуры в котельной.
«Все по селам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит -
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядет,
Мое мясо варит.»
Нет, не все спят. Маленький мальчик по имени Игорь, вот кто сегодня не спит – не может заснуть. Потому что слышит, как в котельной кто-то говорит. И щерится белыми нитками.
Скырлы, скырлы, скырлы.
Шлеп, шлеп.
Медведи не умеют говорить.
«Медведи умеют больше, чем ты думаешь, засранец. А ну-ка, иди сюда».
Нет, это просто сказка.
«Иди сюда, засранец, не притворяйся, что не слышал».
Скырлы-скырлы.
Нет. У него не деревянная нога. Обычная, медвежья, пусть и полиняла немного.
«Сняли ботинки и дубленку», — слышится голос отца в голове.
А ты думал, он не придет за своей дубленкой? В лесу не так-то просто купить новую дубленку. Особенно если ты – медведь без ноги.
«А ну-ка сюда, паскуда! Вошь ебаная!» — кричит шкура. Кричит голосом бабушки.
Игорь мочится в постель. Игорь трясется. Опять обоссался, паскуда, варнак. Игорюшенька, дура, Господи, спаси, Игорюшенька, прости паскуду старую.
- Я месяц или два ревела по ночам.
Голос казался отрешенным. Карина все еще думала о чем-то. Может, о грозящем вылете из универа. А может, о медведе с липовой ногой.
- Я до двенадцати лет ревел.
Конечно, ревел. Не может же двенадцатилетний пацан мочиться в постель.
- Просто я тут подумал кое-что. Это же просто сказка. Шкура тут ни при чем. У нее была нога. Обычная, медвежья. Так что…
- В жопу такие сказки, — оборвала Карина, отряхивая песчинки с загорелых ног. Точнее, с ноги – сейчас она стояла точно в профиль. А когда она повернется в анфас…
Скырлы-скырлы.
Но обе ноги были на месте. Живые, загорелые, а не деревянные. Шкура осталась там, в котельной, и никто не собирался за ней приходить.
- Пивко! – радостно известил Вадим, но радость на его лице повисла в неловкой тишине вместе с четырьмя зелеными бутылками в руках. Карина сплюнула на песок и ушла в предбанник.

- Игаль! – торжественно заявил Киря.
Игаль выдавил улыбку и поставил бутылку газировки на пол – пить расхотелось. Как он и ожидал, в руках Карина держала тонкую потрепанную книжку без обложки – автора ее установить не представлялось возможным. Что же там было раньше? Вряд ли какой-то именитый переводчик или детский писатель. Этот вариант старой английской песенки Игорь не находил больше нигде и никогда. Наверное, у каждого в детстве была такая книга, в которую не хотелось заглядывать, но которая необъяснимо завораживала, как круги на воде. Самое смешное, что эти книжки – почти всегда без обложки, и потом, как ни бейся, ты не найдешь их в магазинах. Давно перестали печатать, редкий экземпляр, плохо продавалась, что угодно – но может статься, вы однажды встретитесь с ней в интернете или в городской библиотеке. И тогда в вас шевельнется что-то покрытое слоем пыли. Что-то бесформенное и полинялое, то, что терпеливо ожидало новой встречи старых знакомых на стене в котельной.
- Ты бы убрал эту гадость, — кивнула Карина на бутылку газировки. – Киря разольет. Или выпьет.
Называть чипсы и газировку гадостью, но при этом пить пиво из магазина, в котором от настоящего пива осталось разве что название. Бояться, что Киря разольет газировку на ковер, но в голос смеяться, пока он размазывает пластилин по материным брюкам. В этом была вся Карина.
- Каля, мовно мне? – тут же осведомился Кирюша.
- Нельзя. Это отрава, типа дихлофоса, знаешь. Из-за нее люди превращаются в сумрачных задротов со щетиной, как твой дядя.
- А задлот – это кто?
- Это дядя твой, Кирюха, — развела руками Карина, дескать, такова жизнь, и рассмеялась.
Киря сосредоточенно глядел Карине в лицо. Чего он хочет?
- Каль, почитай пло Лобин-бобина.
«Не надо. Читай ему что хочешь, только не эту мерзость. Пусть лампочка перегорит, пусть хоть что-то…»
На кухне загремела посуда.

Когда Игорь взялся за ручку двери, ведущей на кухню, в голове вдруг ярко вспыхнуло воспоминание – класс ОБЖ и всевозможные, невесть откуда взявшиеся советские плакаты в нем. Там были и злобные буржуи с контрреволюцией, и Гитлер, похожий на крысу, и пятилетки, и большие презрительные полотна, большими презрительными буквами клеймящие капитализм. А среди плакатов лежали никому не нужные световые оповещатели – затесавшийся в эту компанию стариков кусочек двухтысячных. «ПОРОШОК УХОДИ» и «ПОРОШОК НЕ ВХОДИ».
И когда Игорь взялся за ручку двери, ведущей на кухню, оповещатель с мерзким хихиканьем загорелся.
«ПОРОШОК НЕ ВХОДИ».
Сердце прыгнуло на ребра и застыло.
Скырлы-скырлы.
«Ты опять обоссался?»
Медведи не разговаривают.
«Поверни ручку, засранец».
- Игорь.
Наваждение отступило так же быстро, как возникло – голос Карины вернул его к сознанию.
- Тебе плохо?
- Нет, все нормально.
Теперь можно повернуть ручку. Он почти чувствовал спиной недоверчивый взгляд Карины.
- Точно?
- Точно.
В раковине лежал мертвый голубь.
- Киря, иди отсюда! – крикнула Карина, быстро закрывая дверь.
Они прошли на середину кухни.
Голубь лежал в раковине – мертвее всех мертвых. Мокрые  крылья распластались в какую-то уродливую кляксу, а стеклянные глаза были широко раскрыты. Казалось, он вот-вот замечется, забьется в куче грязной посуды, но он уже не дышал. Это детектив, из тех, которые читают в автобусах дамы в возрасте, а здесь – место преступления. В раковине – труп. На полу улики – две тарелки, одна из них разбилась. Вокруг – белые осколки. И Карина – еще белее.
- Может, он еще живой? – спросила она севшим голосом.
Может быть, живой. Ведь всякое бывает. Иногда голуби живут с перебитым крылом, раздавленной грудной клеткой и сломанной шеей.
- Он как сюда?..
Игорь кивнул на открытое окно. Но часто ли голуби залетают к вам в открытое окно?
- Может, с ним что-то случилось, и он потерял координацию.
В голове вдруг нарисовалась идиотская картина – гидроэлектростанция «Карина-Восток». Внимание, уровень слезной жидкости превышает норму.
- На пятом этаже? Игорь, тут машин нет, великов нет, кошек нет, тут ничего нет, понимаешь? Что случиться могло?
Уровень слезной жидкости критический, вероятность прорыва плотины – 76%.
- Я не знаю.
Но в голове мелькнула безумная мысль. Нет, это уже совсем глупость. Вот оно, окно, надежно подпертое, обычное окно. Хорошие окна не закрываются сами собой.
А хорошие мальчики не мочатся в постель. Но он-то не был плохим.
- Может, он о стекло ударился?
О стекло. Может, и о стекло. Тогда вопрос в другом: зачем его вообще угораздило залетать в чью-то квартиру? Голуби не воспринимают стены многоэтажных домов как пространство для полетов – это препятствие, которое нужно огибать. «Но это был не просто голубь. Он летел себе, а потом увидел открытое окно. Он, конечно, знал, что лежит в холодильнике – умный такой голубь, смышленый. Залетим-ка мы покушать, гражданин Голубь, да. Он собирался открыть холодильник – не знаю, чем, но это же чертовски умный голубь, он наверняка все продумал – да, открыть холодильник и достать из него помидоры. Голуби любят помидоры. Ням-ням, гражданин Голубь, и жене с детьми завернем. Передайте комплименты шеф-повару. А потом он просто поскользнулся, какой трагический финал». Поскользнулся, свернув шею и расплющив ребра. Такое с голубями на каждом шагу, чертовы птицы, хлебом не корми – дай свернуть шею в чьей-нибудь раковине с посудой.
- Зачем он… сюда, а?.. – всхлипнула Карина, не отрывая широко раскрытых глаз от птицы.
Плотина прорвана. Немедленно начать эвакуацию обслуживающего персонала.
Не каждый день мертвые голуби падают вам под ноги.
Но иногда все-таки падают, верно?
Почему бы нам не прогуляться, гражданин Голубь, сегодня прекрасная погода.
Иногда с голубями случаются разные нехорошие вещи – но только с нехорошими голубями. Ведь хорошие голуби не падают под ноги маленьким девочкам.
- Каля, не плачь, дядя Игаль нас не блосит!
Карина поднимает лицо и чуть-чуть улыбается, глядя на Кирю. Совсем чуть-чуть, но этого хватит, подумал Игорь. Теперь всё будет хорошо. Со всеми всегда всё бывает хорошо – так заканчивалась сказка, которую Игорь придумал, чтобы рассказывать своим внукам, если они когда-нибудь будут. Там не будет медведей, и Робина Бобина там тоже не будет. А в конце всё со всеми будет хорошо.

«Кто-то должен убрать… его. Я не пойду».
Это Карина так сказала. Но он и сам не дал бы ей. Это должен сделать кто-то, кому не падали под ноги мёртвые голуби. Что может случиться с голубем на высоте пятого этажа? 0,001% — вот вероятность того, что кто-нибудь застрелит вас из пневматического ружья, когда вы мирно сидите на опорном столбе ЛЭП в маленьком сибирском поселке. «Что с вами, гражданин Голубь? Вам плохо? Вы съели что-нибудь не то? Ах, это, наверное, курица с овощами. Отвратная курица, позовите шеф-повара, позовите врача, позовите кого-нибудь, вашу мать!» Ничего, такое с голубями на каждом шагу – травятся курицей с овощами и сворачивают шею в раковине. Или с маленькой красной дыркой в груди падают под ноги девочкам.
Игорь стоял возле двух голубых контейнеров. В них бы забросил то, что нужно, даже ребенок, но, тем не менее, вокруг всегда валялся разный хлам – пакеты с мусором и пакеты без мусора, бутылки пластиковые и стеклянные, коробки от конфет. Табуретки.
Конечно, там не было никакой табуретки. Если бы она и была, Карина забрала бы ее отсюда еще вчера. Но зато хлама там явно прибавилось – картонная коробка из-под холодильника, чьи-то сломанные санки, плюшевый медведь с оторваным ухом, давно осыпавшаяся новогодняя елка (это в июле-то, как он вообще жопу от дивана оторвал?), какие-то дурацкие ветки и море, море пакетов. Рухлядь валялась в кажущемся беспорядке, но, приглядевшись, можно было обнаружить, что все это причудливо переплетается между собой.
«Как будто что-то хочет свить гнездо», — подумал Игорь, и его передернуло. Но он быстро успокоил себя – гнездо так гнездо. Голубю самое место в гнезде, пусть даже и не очень свежему голубю. Однако, когда пакет с птицей оказался в голубом контейнере, Игорь заметил, что на ветку, лежащую рядом, что-то намоталось. Это были нитки. Толстые белые нитки.
«Я пришел за тобой, засранец. Покажешь мне свою съемную квартирку?»
Нос заполнил ехидный запах нафталина.
Он отвернулся и быстро пошел прочь, не оглядываясь.

Следующее утро принесло Игорю сразу две новости. Первое – ночью умер Володенька.
Этому, в общем-то, никто не удивился. Врач скорой помощи, вызванной соседкой Володеньки и Ксюши Тамарой Ивановной, той самой, с которой обычно оставался Кирюша, поставил диагноз за полминуты — «Допился». Игорю, может,  было бы даже немного жаль его, если бы не вторая новость. Как только он доел бутерброд с сервелатом и положил в раковину замороженную курицу в надежде сварить ее вечером, телефон зазвонил.
- Может, убежал?
- Он не мог, — всхлипывала Карина, — У меня все окна закрыты…
- Первый этаж, Карь, балкон открыла на пять минут – и нет твоего Арника. По бабам пошел, драться, жрать, ты же его херней всякой кормишь.
Игорь чувствовал какую-то тревогу – не в словах Карины, нет, тревога как будто висела в самой квартире. Почему-то он и сам не очень верил в то, что говорил. Но ей сейчас надо успокоиться.
- Он не мог!
За последние сутки Карина превратилась в ходячий пожарный гидрант. Сначала мертвый голубь, теперь кот Арнольд. И без того слабые с детства нервы были теперь еще больше подорваны – год назад ее двоюродная сестра и, в общем-то, единственная настоящая подруга, отправившаяся в Африку врачом-добровольцем, умерла от какой-то инфекции. Не найдя вечером Арнольда, Карина перевернула вверх дном всю родительскую квартиру. Сон одолел ее только к семи утра, а сегодня она только то и делала, что всхлипывала и раз за разом обходила уже сто раз проверенные места.
- Если он не мог выйти, значит, он все еще тут.
Все еще тут. Игорь почувствовал, как по спине скользнуло что-то холодное. Как гнилая рыба. Шлеп. Шлеп.
- Давай поищем еще. Он никуда не денется. Вышел – придет, не вышел – найдем.
В который раз они пустились в бессмысленное кругоквартирное путешествие, в который раз заглянули в каждый закуток, каждый угол – Арни нигде не было. Он не отзывался на кличку, не шел, когда они до одурения трясли коробкой с кошачьим кормом, хотя обычно, едва услышав этот звук, он пулей мчался к миске.
- Карин, я в туалет зайду?
Карина безразлично махнула рукой, продолжая звать Арнольда и трясти коробкой.
В сортире пахло лавандой. «Самый дебильный освежитель воздуха за всю историю человечества – ощути всю гамму ненавистных тебе запахов только у нас! Такой должна быть реклама этого говна. Это хуже, чем говно, зачем вообще нужен освежитель – чтобы сравнить и понять, что до этого было не так уж плохо? Удивительно, что к лаванде не добавили апельсин – это было бы концентрированное зло из дерьма и страха».
Взгляд Игоря упал на кошачий лоток. Арнольд таки личность – ест в человеческой кухне, ходит в человеческий сортир, спит в человеческой кровати. Да что там – он спит в Карининой кровати, он устроился даже лучше Игоря, этот хитрый хвостатый хрен. Конечно, можно было позвонить Инге, наговорить чего-нибудь, договориться встретиться. «Но для этого с ней придется говорить». Бывают люди умные, бывают – не очень, бывают совсем тупые. А бывают Инги.
С кошачьего лотка его взгляд скользнул на овальную дыру, куда устремилась сейчас настоящая горная река из сливного бачка. «А сюда кот плолезет?» — шепнул ехидный детский голосок где-то за правым ухом. В следующую секунду Игорю даже захотелось смеяться над собой – ну что за дебил, кот провалился в унитаз, вы посмотрите на этого Шерлока. А потом куда? Смыло? Решил исследовать темные глубины?
«Лобин-бобин», — подсказал голосок в голове. Игорь вздрогнул.
- А Арни когда-нибудь из унитаза пил?
Нет, подумай сам – ему каждый день наливают воды в миску, зачем ему…
- Пьет, постоянно. Не отучивается.
Совпадение, гражданин Голубь, это совпадение, тут не на что смотреть.

Арни не нашелся и вечером. Карина снова плакала, ее успокаивал вернувшийся вчера из Питера Вадя, Ксюша обещала расклеить объявления. А курицы в раковине не было.

Но он же положил ее тут, чтобы разморозить. Что не так с этой чертовой птицей? Точно, он ведь выбросил ее – дурацкую замороженную курицу со свернутой шеей. Или не выбросил? Вот ведь она, машет из-за дверного косяка розовой культей. Это ведь не голубь, это целая замороженная курица, Робин Бобин, ты ее так быстро не поймаешь. А я поймаю.
Стой, курица, стой, у меня есть овощи. Помидоры, вы, твари, любите помидоры, да?
Замороженная курица лежит в раковине, разметав мокрые крылья, как будто сейчас забьется среди грязных тарелок. Глаза-стекляшки… какие глаза? Нет, не проведешь, тебе ведь отрубили голову, прежде чем положить в мешок.
Положить в мешок и отнести на мусорку. Многие выбрасывают старые игрушки, например, медведя с оторванным ухом.  А пропавший из садика шкаф с игрушками — это чистое совпадение, тут не на что смотреть, расходимся. Нет, это не просто мусорка, тут что-то не так. Сколько раз ты видел, чтобы к ней подъезжал мусоровоз?
Робин Бобин голоден, съел все мясо в городе.
Это детектив для дам в возрасте. Два трупа, две раковины. Но я нашел улику, как ты ни прятался. Ты это умно придумал, с раковиной – узнал, что хозяйка любит ставить тут всякие штучки вроде биде. Или измельчителя для отходов. Но неужели ты думал, что на нем не останется следов?
Съел корову и теленка, мясника и мясничонка.
Шерлок Холмс почти нашел отгадку. Осталась одна маленькая деталь. Самая важная улика. Пятирублевая монета, брошенная вчера в унитаз. Такая пройдет в любую трубу. Но никогда не пройдет бесшумно.
Этот звук. Будто какое-то бульканье. Или постукивание в трубах.
Скырлы-скырлы.
Это шкура скалится белыми нитками из темноты.
«Хочешь играть по-взрослому, засранец? Думаешь, ты самый умный? А не обоссышь ли ты постель на этот раз?»
Они не разговаривают. Не разговаривают.
«Разговаривают. Иди-ка сюда, засранец. Я тебе кое-что принес».
Церковь, приход, весь добрый народ.
Гнездо без голубя. Раковина без замороженной курицы.
Проглотил.
Иди-ка сюда, маленький засранец.
Но все еще хочет есть.
Шлеп. Шлеп.
Это не гнилая рыба. Это чьи-то холодные липкие ладошки. Они толкают курицу в раковину. Они шевелят маленькими скользкими пальцами. Они ощупывают стену между кухней и спальней – ведь нужно как-то найти дверь, верно? Он голоден, а значит, нужно найти дверь.
«ПОРОШОК УХОДИ».
Игорь упал с кровати и проснулся.

- Ты сегодня никуда не идешь?
Ксюша позвонила в дверь в пять утра – он едва успел умыться.
- Я сантехника вызвала. Дождитесь его с Кариной. Тамары Ивановны где-то нет.
Сантехника.
- Зачем вызвала?
- Труба забилась.
Шлеп.
- Забилась?
- Киря туда вечно всякую гадость спускает, у меня рубилки же нет, как у твоей хозяйки-мажорки. Да и вообще за квартиру я сама плачу. И на продукты мне родители денег не присылают.
- То есть ты не знаешь, чем забилась?
- Ясен хер, знаю. – Ксюша была недовольна тем, что поддеть брата не получилось. – Он туда целый ком пластилина бухнул.
Облепившая сердце гнилая рыба немного ослабила хватку.
- А Макс?
Ксюша развела руками. Это означало, что Максим опять в управлении.
- А ты куда?
- Да туда же, в управу. Звонил этот Звягинцев, который у мамы дурачок.
Звягинцев, который у мамы дурачок, был самым молодым следователем убойного отдела. Его отличала, прежде всего, неуемная щенячья жажда сунуть нос везде, где любой другой следователь тяжело вздыхал и закрывал дело.
- И что говорил?
- Про Володеньку говорил. Говорит, это не несчастный случай, а я типа важный свидетель. Над ним уже весь их отдел ржет из-за этого. Понятно же, что алкаш упился, а он – дело завел, экспертизы всякие затребовал. И что думаешь?
Игорь ничего не думал.
- Из сердечного приступа он начал наматывать сопли на кулак и намотал на то, что это, оказывается, могло быть покушение на убийство. – Ксюша хмыкнула. – Прикинь? Он там целую теорию вывел. Что алкаш там прятался от кого-то, хер знает что. И из того, что его нашли в одежде в ванне, в итоге заключил, что…
- Где нашли?
Игорь почувствовал, как где-то в районе аппендикса холодная гнилая рыба шевельнула хвостом.
- В ванне. В одежде. Понятно же, что белочку словил, привиделась какая-нибудь хуетень, вот и разрыв сердца.
Игорь не ответил. Он уже выбежал из квартиры.

Монетка не поможет. На что он надеялся? Это всего лишь маленький кусок металла. Канализационные трубы и коллекторы идут под всем городом. Где-то там, внизу, огромная кишка, в которой может уместиться все, что угодно – даже корова с теленком.
А что над ней? Асфальт. А в асфальте – много маленьких дырочек, из-за которых кишка похожа на флейту. Канализационные люки.
Где же ты прячешься?
Дом Ксюши, тот, где умер Володенька. Умер на пятом этаже от разрыва сердца. Но на площадке три квартиры. Ксюшина – с одной стороны, та, где жил алкаш – с другой. А между ними…
Звонок заливался трелями – он пел глухо, будто его звон доносился откуда-то из глубины квартиры.
«Или продирается сквозь гнилую рыбу». Шлеп. Шлеп.
Игорь отогнал эти мысли.
«Тамары Ивановны где-то нет», — говорит Ксюшин голос в голове. Где-то нет, а где-то есть. В своей квартире – прячется в ванной от чего-то, что шлепает по куриной коже холодными липкими ладошками. Звонить бесполезно.
- Ксюша!
- Ты чего орешь так, псих?
- Ксюша, скажи Максу, срочно нужно ехать!
- Кому ехать? Куда ехать? Ты головой ударился?
- Ему, сюда ехать! Домой! Пусть берет своих ментов всех, это срочно!
- Что случилось?! Что там у вас? Я сейчас приеду!
- Не ты, Макс! Это у Тамары Ивановны, нужно срочно ментов сюда!
- Что у вас там случилось, ебаный в рот, ты можешь объяснить мне?!
- Некогда объяснять, скажи Максу, что нужно срочно ехать!
«Менты не помогут», подумал Игорь, нажимая на красную трубку.
Съел часовню и приход, и в округе весь народ.
И в округе весь народ.
Теперь пропажа табуретки и замороженной курицы казалась Игорю несуразным анекдотом. Автобусным романом для дам в возрасте, в котором пушистые медвежьи шкуры никогда не разговаривают. Это не роман, это реальность, и шкуры в ней скалятся белыми нитками и зовут к себе в темный угол. Он пытался поймать голубя. А потом пытался поймать человека. Сколько одиноких пенсионеров в этом доме? Сколько затворников, живущих в своих однокомнатных бетонных мышеловках? Сколько еще тут людей, о которых никто не вспомнит, если они вдруг куда-то исчезнут? Ведь их иногда находят по запаху – уже разлагающихся, умерших три-четыре дня назад. Или совершенно случайно зайдет участковый и поднимет тревогу, когда узнает, что Тамара Ивановна не выходила из квартиры уже неделю. Никто никогда не знает точно, что происходит за стенкой – ведь там тихо, а остальное знать и не стоит. Кто меньше знает – тот крепче спит и не слышит тихого шлепанья липких ладошек по кафелю.
А первым был кот. Каринин кот.
Телефон заверещал так резко и мерзко, что Игорь едва не выронил его.
- Карина, я все знаю. Нам нужно срочно встре…
- Помоги.
- Что?
- Помоги. Игорь, пожалуйста,  тут что-то есть.
Истерический шепот Карины ледяной струйкой скользнул под ребра и обволок легкие.
- Кирилл с тобой?
- Со мной. Мы в ванной…
- Не выходите оттуда, слышишь? В ванной не вынимается решетка из слива, он не может туда попасть.
- Игорь, пожалуйста, скорее, тут щель под дверью!..
Он бежал, обгоняя короткие гудки. Спотыкался и бежал снова. Он должен успеть. Не на этот раз.
Подъезд. Дверь. Открыто. Кромешная темнота сквозь щель. Бархатная, тихая. Будто приглашающая.
«ПОРОШОК УХОДИ».
Это он порошок. И он должен уходить – так быстро, как сможет.
«Каля, не плачь, дядя Игаль нас не блосит!»
Не бросит.
Он взялся за ручку – дверь поддалась легче, чем обычно. Будто кто-то привязал к ней толстые белые нитки.
«ПОРОШОК НЕ ВХОДИ».
Нет, без них он отсюда не уйдет.
В кармане зазвонил телефон. Ксюша.
- Ксюша, нет времени, я у…
- Игорь, это Карина. Я у Ксюши дома, срочно иди сюда. Мне нужно тебе показать…
- Где ты?
- У Ксюши. Я забыла телефон дома. Скорее иди сюда.
Игорь захлопнул дверь ногой – с таким грохотом, что со стены осыпалась штукатурка.

- Карина, открой!
Она стояла перед ним – бледная, как тогда на кухне, когда они нашли голубя в раковине.
- Игорь, ты должен это увидеть.
- Карина, ты не понимаешь, что происходит. Нужно…
- Игорь, ты должен увидеть.
И он увидел.
- Сантехник матерился сильно. Потом уехал. – В горле Карины стоял ком.
Доброе утро, гражданин Голубь, мы как раз вас ждали.
Это был он, никаких сомнений быть не могло. Крыло перебито, голова свернута набок. Тот самый голубь, которого он бросил в контейнер в пластиковом пакете.
- В подъезд. Быстро.
Как только Карина и Кирилл выскочили за дверь, Игорь вставил ключ с наружной стороны замка и повернул два раза.
- Игорь, что тут творится?
- Нет времени. Ждите здесь. Никуда не ходите. Ясно?
Белая, как осколки разбитой тарелки, Карина едва заметно кивнула. Широко раскрытые глаза смотрели на него, как на голубя из раковины.
Он должен проверить.
Пять этажей, на каждом – по три квартиры. Минус Ксюша. Минус Володенька. Минус Тамара Ивановна. Он должен проверить. Так не бывает.
Но когда он подходил к квартире №27 на четвертом этаже, он уже знал, что будет дальше.
Двадцать седьмая не отвечала. Не отвечала ни двадцать шестая, ни двадцать пятая, ни какая-либо из остальных девяти квартир. В гнездах больше нет голубей.
И в округе весь народ.
Неожиданно он услышал дребезжание. Сперва он подумал, что это звонок в чьей-то квартире. Но дребезжание было гораздо ближе – оно доносилось прямиком из батареи отопления в подъезде.
Дед Егор умер. Голубей больше нет.
Дзинь-дзинь.
Скырлы-скырлы.
«Вот оно», — прозвенела в мозгу Игоря маленькая круглая мысль. Теплая круглая мысль достоинством в пять рублей трепыхалась в его голове, как в батарее отопления.
В этой котельной нет котла.

- Игорь, где ты?
- Карина, послушай. Это очень важно.
Теперь он точно знал, что нужно делать.
- Игорь, что тут происходит?
- Понимаешь… Я знаю, в чем дело. Их больше нет, понимаешь? Твой кот, Володенька, Тамара Ивановна…
- О чем ты?
- Послушай, я думаю, это он. Робин Бобин.
- Ты свихнулся?
- Просто послушай. Не бросай трубку. Помнишь эту дурацкую песенку? Робин Бобин голоден. Съел…
- Я помню, дальше что? При чем тут…
- Не перебивай. Понимаешь, эти трубы никуда не уходят. Они не для этого. Они замкнутые, как кровеносная система. Ты хоть раз видела, как к нашей мусорке подъезжает мусоровоз?
- Игорь…
- Не перебивай, послушай, я точно знаю, это он. Помнишь, как там поется. Съел часовню и приход…
- И в округе весь народ. Что с этого?
- И в округе весь народ. Я бросил пять рублей в унитаз, но они были в той батарее, понимаешь? Но он все еще хочет есть.
- Игорь, ты сказал – ждать в котельной, где ты?
- Прости, так надо, я точно знаю, что делаю. Я должен был. Он все еще хочет есть.
- Игорь…
Передайте комплименты шеф-повару.
Теперь он будет занят некоторое время. Но это ненадолго, нужно торопиться. В ванне уже полно воды.
Робин Бобин голоден, съел все мясо в городе.
Если хочешь резать наверняка – нужно резать вдоль.
Съел корову и теленка, мясника и мясничонка.
Нож достаточно острый. «Вчера я лично резал им курицу, подумать только!»
Съел часовню и приход…
…быстрее…
И в округе весь народ.
Шлеп.
Корову, теленка, мясника, мясничонка.
Скырлы-скырлы.
Церковь, приход, весь добрый народ…
Он пришел.
Ну ничего, под этой дверью нет щелей.
Проглотил.
На здоровье, гражданин Голубь, курица и вправду объедение.
Но все еще хочет есть.

Пусть подавится.

_____

- Это интересно, вы бы почитали, Павел Иванович.
- Желтая пресса?
- Ну, не такая уж желтая, — смутился Звягинцев.
- Забавно у вас вышло с этим делом, что ни говори.
- Но все-таки голубя нашли. Стоило осмотреть получше – и нашли. Белая  горячка, голубь в окно – и вот он, разрыв сердца. Теперь можно с чистой совестью закрывать.
- Да не суетись, не суетись.
Петр Иванович хлебнул чая и придвинул поближе газету.
ПСИХОПАТ-САМОУБИЙЦА ВСКРЫЛСЯ, ПРОЧИТАВ «РОБИН БОБИН БАРАБЕК»
23-летний гражданин Г. из г. N вскрыл
вены, заперевшись в ванной комнате собствен-
ной квартиры. Подруга Г. по имени Алина утвер-
ждает, что за несколько минут до предполагае-
мого времени совершения самоубийства говорила
с ним по телефону. В разговоре Г. сообщил ей,
что некий Робин Бобин, поселившийся в котель-
ной дома, съел всех жильцов в подъезде. К тако-
му выводу он пришел, позвонив в двери всех квар-
тир на четырех этажах – это удалось установить
со слов самих жильцов, большая часть из которых –
пенсионеры. По показаниям жителей семи из десяти
заселенных квартир, около половины шестого утра
они были разбужены звонком в дверь. Примерно в
это же время Г., Алина и малолетний племянник
Г., Андрей, по словам Алины, находились на лестнич-
ной площадке, куда их вытащил Г., разбудив звон-
ком в дверь. Еще ранее, по словам сына гражданки
М., гражданин Г. позвонил в дверь квартиры М.
с неизвестной целью. Сама гражданка М. в этот
момент находилась в больнице с микроинфарктом.
Подруга самоубийцы Алина, помимо прочего, ут-
верждает, что гражданин Г. по телефону сообщил
ей следующее, цитата: «система труб в доме замкну-
та, в котельной нет котла, бросил пять рублей в уни-
таз, а они в батарее, и опять про эту песенку».
Предположительно, речь идет об английской песенке
«Robin the Bobin», переведенной на русский язык
К. Чуковским под названием «Барабек (как нужно
дразнить обжору)». Со слов Алины, по телефону
гражданин Г. цитировал другой, вероятно, им и со-
чиненный вариант песенки, очень близкий к оригиналу,
но немного попахивающий дурдомом. Песенку в перево-
де Чуковского Г. неоднократно слышал в детстве, а в
последний раз – когда Алина читала ее Андрею. Также
 в телефонном разговоре Г. упоминал о пропаже кота
Алины, который был найден ей в обувной коробке. Осо-
бенно интересен упомянутый им мусоровоз, который
якобы никогда не подъезжает к мусорным контейне-
рам: он действительно несколько дней не приезжал,
будучи на ремонте, и поэтому возле контейнеров скопи-
лось большое количество мусора. Сестра гражданина Г.
Евгения утверждает, что ранее подозрительного пове-
дения за ним замечено не было, наркотики он не упот-
реблял, однако был чрезмерно рассеянным: Евгения
припомнила случай, когда Г. запихнул замороженную
курицу в измельчитель для отходов и держал там,
пока не был Евгенией же остановлен. Предположительно,
сумма всех факторов окончательно пошатнула
нервную систему Г., потерявшего родителей в автока-
тастрофе и воспитанного бабушкой.

- Ну как тебе?
- Что, простите?
- Как тебе статья, засранец?
Звягинцев скалится белыми нитками. Нет никакого Павла Ивановича. Только липкие холодные ладошки. Чтобы истечь кровью, нужно больше времени, гражданин Голубь, гораздо больше, чем уйдет на выстрел из пневматического ружья.
У каждой ванны есть решетка на сливе. У большинства ванн ее невозможно снять изнутри.
Но некоторые – все-таки исключение.

«А в конце все со всеми было хорошо».