КУРДИСТАН И КУРДСКИЙ ВОПРОС (1923-1945)
Общество поддержки курдов
«Хойбун», особенно во время Араратского восстания, стремился укрепить свое влияние и среди курдского населения Ирана, имея в виду как чисто военные цели (помощь повстанцам на полях сражений в районе горы Арарат), так и более далекие политические (объединение Турецкого и Иранского Курдистана). Однако работать в Иране курдским националистам было труднее, чем в Ираке, где они могли пользоваться относительной свободой действий благодаря тому, что и англичане, и арабские верхи, исходя из собственных интересов, манипулировали курдским движением и порой даже временно мирились с ним. Тегеран же, как и Анкара, относился к политическим амбициям панкурдистов категорически враждебно, как к главной опасности для целостности государства.
Влиятельный в ту пору министр двора шахского правительства Теймурташ в беседе с английским посланником в Тегеране Р. Клайвом так изобразил ситуацию. По словам Клайва, Теймурташ не смог скрыть страх перед курдским движением, стремившимся воплотить в жизнь идею объединенного независимого Курдистана в сочетании с независимой Арменией. Министр выразил надежду, что персидских курдов удастся удержать от решительных действий в этом направлении, но посетовал на Турцию, чья политика по отношению к курдам «всегда была источником страха для персидского правительства» (он имел в виду слухи о создании в районе Арарата так называемого курдского правительства с министром иностранных дел). Теймурташ выразил недовольство политикой британских властей в Ираке, якобы с симпатией относящихся к движению за «независимый Курдистан»; по его мнению, шейх Махмуд Барзанджи связан с лидерами этого движения. Кроме того, Теймурташ попросил разъяснений по поводу сообщений турецкой и иракской прессы о присутствии Лоуренса в Курдистане. (Клайв опроверг эти слухи.) Наконец, Теймурташ проявил особый интерес к взаимоотношениям дашнаков и «Хойбуна» с мусаватистами, борцами за независимый и объединенный Азербайджан, штаб-квартира которых находилась в Стамбуле.
По запросу Р. Клайва из Багдада пришел успокоительный ответ. Суть его состояла в том, что, согласно Мосульскому урегулированию, британское правительство приняло на себя обязательства относительно предоставления курдам Ирака определенных прав, в том числе в области пользования родным языком и т.п. Вместе с тем британские власти стараются не допустить превращения Ирака в «центр курдских националистических интриг». Подозрения министра двора о поддержке Англией движения за независимый Курдистан совершенно неосновательны, отвечали из Багдада. Таким образом, ни в Ираке, ни в Иране, ни тем более, по понятным причинам, в Турции «Хойбуну» не удалось укорениться и завоевать сколько-нибудь прочные позиции. Иное дело Сирия. Здесь курдские националисты чувствовали себя куда более комфортно, ибо в Сирии курдский вопрос стоял не так остро, как в других странах, где жили курды. Различие было не в том, что сирийские курды проявляли равнодушие к национальным идеям, а в том, что курдское движение в Сирии в силу исторических и географических причин не преследовало сепаратистских, дезинтегрирующих целей. Сирийские курды не требовали ни автономии, ни тем более государственности, а лишь добивались признания своих национальных прав и выражали естественную солидарность с борьбой своих закордонных сородичей.