Харон

Я хожу среди людей. Кроме животных, а особенно собак, при встрече захлебывающихся лаем, меня мало кто замечает. А если и заметят – гонят, кто поумнее, а кто посуевернее – сами бегут. Я-то тварь относительно миролюбивая. И поэтому прожил долгую, хотя и жалкую жизнь.
Череда нескончаемых, одиноких дней. Давало силы существовать дальше лишь осознание, что, по крайней мере, эти дни, недели, и годы не окрашены кровью. Не все, конечно, только большая часть. Багровые пятна на прошлом давно выцвели.

Этой зимой было очень холодно, особенно в эту ночь. Я продрог до костей. Раз мог чувствовать холод, и этот холод проползал в саму душу – значит, совсем ослаб. Плохо. Уже и в сон клонит, а в нормальном состоянии я не сплю. Голова раскалывалась, а в груди зияла страшная, черная пустота. То ли это от голода, то ли просто одиночество. Как быстро силы покидают. За несколько дней прибавилось седых прядей. Зрение испортилось.
Неожиданно мир перед глазами померк от мгновенной вспышки боли, словно миниатюрная сверхновая взорвалась внутри черепа. Уже ничего не соображал, корчась в колючем снегу, когда почувствовал, как горячая кровь ручьем стекает по губам. Красная, а не черная, какой должна быть. Вот и все, пожалуй... Жил ты, никому не нужный, и умрешь так же. За что все это? Кто даст ответ? Никто. Слезы навернулись на глаза. Кто бы мог подумать, что умирающее чудовище будет плакать. Слабак. Думал обмануть свою сущность? Это возможно только если сдохнешь, отродье.
Я сделал последнюю попытку встать. Ноги подкашивались, в глазах чернело, но, держась за кирпичную стену, удалось приподняться чуть-чуть.

– Эй! — я дернулся от резкого звука, как от удара. В последнее время чутье начало притупляться, и бывало так, что люди меня замечали раньше, чем я их. Хотя, в таком состоянии... Пришлось воспользоваться обычными глазами.

Высокий человек стоял в мертвом свете фонаря. Поразительно. Как он меня заметил в такой-то тьме? Глаза не могли дать полной информации, но я уже понял, кто это. Как же я тебя ненавижу. Он преследует меня давно. И по его вине теперь я умираю. Ну что, доволен? Святой отец никогда не верил, что я не причиню вреда. И гнал меня, как гончая затравленного лиса, уже не один год. Как же ты меня нашел в этот раз? А, впрочем, не все ли теперь равно.

– Ты чего жмешься там, Харон? Заблудился? — обостренный слух сейчас сыграл плохую шутку. Слова расплавленной сталью заливались в уши, усиливая головную боль. Ну же... Держись...
Расстояние между нами сокращалось. Он замер в нескольких метрах, отрезая путь к бегству. Урод. В холодном белом свете блеснул пистолет. Пули серебряные, так что нет сомнений, это меня точно прикончит. Но мужчина не торопился стрелять, хотел посмотреть, как я мучаюсь. И без тебя настрадался.

А я так устал. Устал сопротивляться самому себе. И на секунду в груди поднялось странное, полузабытое чувство. Какое-то извращенное удовольствие. Огонь взвился внутри, требуя немедленного выхода. И губы растянулись в кривой ухмылке, обнажая заостренные зубы. Зрачки сужались и расширялись, как у кота, превращая темноту для меня в серый полумрак. Мужество обреченного. Привык, что я не сопротивляюсь, да? Так заплати же за это.

Мне не дано убивать людей, разрывая их на части. Я делаю это иначе. За закрытыми веками я чувствовал своего противника, хотя и не видел. Головная боль усилилась неимоверно, но, услышав вопль ужаса, я понял, что своего добился. Кровь снова закапала из носа на воротник, но я не останавливал давления на психику. Экзорцист схватился за голову. Да... Помучайся теперь кошмарами. Ощути то, что чувствовал я. Мне это доставляло не меньшую боль, но останавливаться нельзя. Мы оба окружены готовой убивать Тьмой.
Раньше я думал, что безумие страшно и холодно, но оказалось, что когда погружаешься в него полностью – оно теплое и сладкое. Уже ничего нелья изменить.

По щекам священника потекла кровь. Когти удлинились, и я поднял его голову за подбородок. Снедаемый кошмарами разум теперь в моей власти. Изнутри вырвался гортанный рык.
Выстрел! Левое плечо рвануло болью, инерция едва не увлекла за собой. Холодная ярость закипела в крови. Ненавижу... Пальцы сжались на шее врага, заключая ее в стальную хватку. Сейчас ничто меня не могло остановить. Слишком поздно. Экзорцист страшно закричал, когда последним усилием я сломал его волю. Тело рухнуло в снег, и я со свистом втянул в легкие воздух. Словно волна горячего ветра прошлась по внутренностям. Его энергия теперь – моя. Рана затянется быстро.
Черная кровь обагрила снег, и я горько усмехнулся. Куда делось сожаление? Сострадание? Все за что боролся, разрушено. Как карточный домик от дуновения ветерка. Страшна была моя жизнь. А последний год и того страшнее. Только труп свидетельствовал о том, что и моему терпению пришел конец.
Ночь расцвела. Нужно найти убежище от света, да и от людей. Дать ранам зажить. А потом... Потом решу.