Некропотенция

Этот журнал был найден в 2007 году на чердаке заброшенного дома, рядом с сертификатом о смерти его последнего владельца.

I.

Моя жизнь так идеальна, что она меня пугает. Я вижу улыбчивые лица своей жены и коллег, мой начальник говорит мне, что я хорошо работаю, а пастор выводит меня вперед, как пример для всей паствы.

Они ничего не знают о моем желании. Если бы священник знал, какими делами я занимаюсь, он бы обрек меня на адское пламя.

Когда моя жизнь была трудной, я чувствовал себя более живым. Каждый день своей жизни успешного семьянина я чувствую, что я сделал еще один шаг в сторону старения, морщин и умирания моего физического тела, жизни которого многие бы позавидовали.

Я знаю, есть люди, которые завидуют мне, когда видят меня на улице. И все же я бы отдал свою жизнь и душу ради того, чтобы оказаться на их месте хотя бы на один день.

Я жажду ИНТЕНСИВНОСТИ.

Легкая жизнь отупляет.

II.

Рутина, рутина, рутина. Каждый день проходит так же, как и предыдущий. Единственное, что я могу контролировать, — это всякие мелочи. Заказать ветчину со швейцарским сыром вместо индейки с моцареллой, почесать собаке левое ухо вместо правого. Выбрать сорт пива. Я могу трахнуть свою жену в зад, в рот или кончить ей на очки.

Пиво есть пиво. Секс есть секс.

Все то же самое. Скоро я это попробую.

Я ждал уже долго.

III.

Это будет последняя неделя, которую я проведу в тюрьме бесконечных повторений. Все мои дела приведены в порядок. Я написал записку для своей семьи, всех всем обеспечил.

Вот типичное утро обычного дня моей нормальной жизни.

Я просыпаюсь ровно в 5:30, потому что в моих костях есть внутренние таймеры. Я на ходу полоскаю рот и иду в туалет. Три минуты я насвистываю песенку и выдавливаю из себя капли мочи. С пятидесяти лет мне приходится опираться рукой об стену. В мои годы уже не получается ссать, стоя прямо.

Моя третья молодая трофейная жена Марджери умеет готовить только яичницу, изредка глазунью. Бекон разогревается в микроволновке две минуты тридцать секунд, потому что, несмотря на свои идеальные буфера, она ни хрена не умеет готовить. Каждое утро за завтраком она объясняет мне, что мои дети от прежних браков – неблагодарные скоты, которых следует выкинуть из моего завещания. Я же в это время жую бекон и пью кофе со вкусом машинного масла.

К семи тридцати я успеваю посрать, принять душ и побриться. Я сажусь в свой скучный сааб и двадцать минут еду на работу. Это лучшие двадцать минут за весь день. Движения нет, я слушаю временами смешную радиопередачу и принимаю свой первый диазепам, когда мои задние шины выезжают на улицу Натвуд.

Когда-то моя жизнь была мрачной и неотесанной, но в ней была своя поэзия. Я скучаю по бедности, по жизни от зарплаты до зарплаты, когда не знаешь, что тебе готовит день грядущий. Я скучаю по своему первому браку, когда все было новым, включая некоторые позы в постели, на которые я уже не способен из-за протеза в бедре. Скучаю по своей старой тачке, у которой уходил целый галлон на то, чтобы проехать шесть миль. Когда в ней едешь по деревенской дороге, кажется, что тебе кранты, если хоть чуток отвлечешься.

Тогда я был молод. С возрастом начинаешь это ценить.

У всех стариков один путь. Сердечный приступ, инфаркт, инсульт, рак.

Я так не хочу.

Он все еще лежит у меня на камине, но ему уже не нужно умолять меня.

Скоро я возьму его и использую по своему усмотрению.

IV.

Я это сделал. Я ношу его в кармане куртки. Я чувствую его холод даже сквозь рубашку.

Опишу свой обычный рабочий день. Я второй человек после деспотичной конторской карги по имени Джейна. У нее крепкая рука, а ведь она занимается бизнесом всего пять лет. Она унаследовала компанию от своего отца – моего старого партнера. Вскоре она заполучила всеобщую поддержку, и я ушел на задний план.

Перед утренним совещанием я обычно принимаю вторую дозу диазепама. От него я киваю и улыбаюсь больше, чем кто-либо. Я убеждаю Джейну, что её идеи хороши, как будто подчиненным есть какое-то дело до того, что говорит начальство. Во время обеденного перерыва я иду в одно из пяти мест.

Я не хожу туда, где еда стоит больше восьми баксов. Денег у меня хватает, но Марджери не нравится, что я ем в дорогих ресторанах без нее. Она ведь моя трофейная жена. Приходится выбирать между Тако Белл, Пиццой Хат, Венди, Макдональдсом и Китайской весной. Лучшие места в городе находятся в трех кварталах от нас, но я хожу туда только раз в неделю, когда совещания заканчиваются рано. В два пятьдесят восемь я возвращаюсь на работу, и все смотрят на меня с ненавистью.

Когда я возвращаюсь в офис, Джейны на месте нет, и я три часа брожу по офису и хвалю своих сотрудников. Некоторые их них и впрямь хороши, и они знают, что заслуживают повышения зарплаты. Приходится объяснять им, что Джейна – скупая сука, и платить кому-то больше она не собирается. Все лишние деньги она откладывает на ботокс и новый корвет.

Неважно, как прошел день, он непременно заканчивается хреново. Я живу в восемнадцати милях от офиса, но при движении в пять тридцать уходит полтора часа, чтобы добраться домой.

Мой лучший рабочий день был последним для одной из наших интернов - Салли. Прошло десять лет, но я еще помню, как она расстегнула мне ширинку, вынула мой член, снюхнула с него кокаин, а потом отсосала у меня досуха.

В тот день у меня ушло два часа на то, чтобы приехать домой. Работа всегда кончается на плохой ноте, даже когда рядом Салли с её прелестями.

Надеюсь, если что-то случится, моя жена не найдет этот дневник. Я изменял ей не для того, чтобы причинять боль. Я просто хотел интенсивности. Эта чертова штука у меня в кармане такая холодная, что у меня в этом месте остается ожог. Сегодня ночью я положу её под подушку.

Мне надоело быть нормальным.

Завтра я проснусь и открою её.

V.

Долгое время это был гладкий, тяжелый камень, такой, который было бы хорошо запустить Джейне в ветровое стекло. Таким он был с тех пор, как мне было десять лет.

В те времена в этом городе всего-то и было, что церковь, бензоколонка и закусочная. Там я гнал на велосипеде на воскресную службу в церкви.

Он заходил после молитвы. Большинство методистов считали его бездомным бродягой, который шлялся из города в города в поисках виски. Это было не так.

В тот день, когда мои предки не пришли на службу, он отвел меня в сторону за церковным кладбищем. Все кругом болтали и сплетничали, а я, хоть меня и предупреждали насчет разговоров с незнакомцами, знал, что в этом человеке было что-то особенное. Он много не говорил, казалось, ему было не меньше ста лет. Одна вещь не выходит у меня из головы даже семьдесят один год спустя.

— У тебя есть кровь, парень. У меня её не осталось. Настало очередь кого-то другого, — сказал он сухими, потрескавшимися губами.

Поначалу меня не заинтересовал его подарок. Старик протянул мне камень и что-то сказал об утерянном искусстве под названием некромантия. Я сказал, что меня не интересуют дела, которые противны Господу. Мне промыли мозги.

Чтобы убедить меня взять камень, он использовал его на моем велосипеде. Сейчас ты станешь третьим человеком, который узнает о том, что случилось.

Старый, ржавый кусок металла, который передавался от одного оборванца к другому, преобразился у меня на глазах. Камень засиял зеленым светом, как дисплей или что-то в этом роде.

Вот только никаких дисплеев в то время не было. Как и цветного телевидения.

Ржавчина свалилась с него жидкими красными хлопьями, а вмятины исчезли, словно велосипед был сделан из шелка. Всего через несколько секунд мой велик выглядел как новый.

— Я скоро умру, парень. Используй его на том, что дышит, — сказал он. Он был настолько больным, что я боялся, что он прямо сейчас и умрет. Он сунул камень мне в карман, и я бросился бежать.

Тогда я считал, что честность превыше всего. Я сказал родителям, что какой-то старик бесплатно починил мой велик с помощью камня. Они заперли меня дому на три месяца и сказали, что лгать – нехорошо. Я ничего не сказал им о камне. Его я спрятал в безопасном месте. Я все время помнил о нем, но долгое время старался о нем не думать.

Когда мне было пятнадцать, моя собака Беки попала под соседский трактор. Она потеряла глаз, сломала обе задние лапы, и жить ей осталось недолго. Это было ужасно.

Отец, конечно, хотел облегчить ей страдания одним выстрелом из ружья. Все говорили, что так будет лучше, что Беки будет долго мучиться перед смертью, если отец не сделает это сейчас же.

За час до того, как он пришел домой, я взял камень и завернул Беки в одеяло. Я помню, как она выла от боли, когда я нес её на кладбище. Каждый шаг причинял ей боль.

У меня ушло шесть часов на то, чтобы понять, что делать. Мне пришлось порезать себя и дать камню немного крови. Как только кровь коснулась его поверхности, он раскрылся и стал мягким, как губка, открывающая рот. Чем больше капель я ему дал, тем ярче он светился, и тем больше коченела моя кожа. Я даже не чувствовал карманный нож в своей руке.

Я знаю, что я все делал неправильно, потому что рядом со мной оказался щенок с двумя глазами, но с двумя сломанными лапами. Я не мог отнести Беки домой в таком виде, и мне пришлось отдать её одному цыгану.

Когда я пришел домой, отец спустил с меня три шкуры, но, к счастью, он был не из тех людей, что задают много вопросов. Он избил меня, и этим дело было кончено. За это я ему благодарен.

После того, как я покормил камень своей кровью, я ощутил себя на несколько лет старше, и это было заметно. Я стал выше и волосатее, а еще начал чаще заглядываться на девочек. Я в этом не уверен, но мне кажется, что мне пришлось пожертвовать своими подростковыми годами, чтобы отдать это время Беки. Я ходил в школу и выглядел двадцатилетним, который прикидывается подростком. По документам я был молод, но я все равно чувствовал себя старше остальных ребят.

Я не прошу о сочувствии. Я просто хочу объяснить, что стало с моей жизнью. Мое прошлое интересно. Настоящее? Не очень. Если я не расскажу своей истории, ты сочтешь меня ужасным человеком. Будущее – вот, где кроется мой истинный потенциал.

Возможно, эти слова приведут тебя на мою сторону. Единственный вопрос, на который я готов ответить – «почему»?

Я не хочу ни жалости, ни прощения, я хочу только понимания.

VI.

Я всегда догадывался, что моя кровь не принесет нужного результата, если я использую камень на самом себе. Все оказалось намного хуже.

Вот последняя часть моей дневной рутины. Я знаю, тебе это неинтересно, ты уже и так наслушался о том, как ужасна нормальная жизнь. Можешь пропустить эту часть и перейти сразу к концу моей рукописи. Я пишу это для самого себя, потому что я чувствую, что я настолько постарел, что могу в любой момент все забыть.

Когда я возвращаюсь домой, Марджери встречает меня у гаража. Она говорит мне, что за изделие ждет меня в духовке. Это игра обыденных сюрпризов. Сегодня, например, будет мясной рулет.

Я не успеваю открыть дверь в гараж, как мне приходится раскошелиться для дорогой жены. Больше всех она любит Гранта и Франклина, но сегодня ей придется довольствоваться Рузвельтом.

Я и по сей день не представляю, куда моя жена кладет эти деньги, и на что она их тратит. Я не спрашивал и не собираюсь. Наверно, поэтому это уже мой третий брак, но семейные разборки и обвинения в неверности – это отнюдь не то, что я понимаю под интенсивностью. Она показывает мне билеты в кино и предлагает рецензии получше, чем у Роджера Эберта. Я уже просто полюбил её болтовню о кино.

После того, как я плачу жене, она уходит, и я остаюсь один за обеденным столом. Обычно я стараюсь есть как можно быстрее, и я редко заканчиваю свой ужин. Больше всего меня привлекают вечерняя доза диазепама и стакан вина.

Закончив свой ужин, я сажусь смотреть записи старых передач Своей игры со своей новой собакой Сашей. Обычно к последнему туру я засыпаю, но иногда мне удается продержаться до показа ночной порнографии. Бывает так, что я засыпаю с членом в руке, и Марджери будит меня, и мы вместе идем в спальню, чтобы немного пошалить перед сном.

По-твоему, все это, может быть, и нет так плохо, но после стольких лет меня от этого тошнит. Замени Марджери моей первой или второй женой, смени дом, купи несколько новых машин, и ничего не изменится – будет все та же рутина.

Вечером, запихнув в себя половину мясного рулета и отдав объедки собаке, я запираю дом. Я беру эту рукопись со своими мрачными признаниями, сажусь в свой сааб и завожу мотор. Я редко вижу свет фар, ведь я выезжал после заката всего лишь несколько раз.

Поездка по ночной дороге воскрешает чувство опасности. Ни одна душа не знает, где я.

Мой первый пункт направления – огромная библиотека в моем клубе. Я не ходил туда уже три года. Затем я еду к переулку на углу Норфолк и Фелпс авеню, где город пересекает железная дорога. Там я точно найду то, что мне нужно – чью-то душу.

Я все прочитал, все досконально изучил и поигрался с этим камнем. Мне следовало знать, что нельзя использовать собственную кровь, чтобы омолодиться. Это все равно, что переложить деньги с одного счета на другой, и сказать, что теперь ты разбогател.

Он уже ни о чем меня не просит. Он лежит у меня в кармане и знает, что скоро он свое получит.

Мне нужна чужая кровь, чтобы моя магия стала по-настоящему мощной.

VII.

Она выглядела вполне уязвимой. Я и не представлял, что она вытащит Смит-Вессон.

Борьба была короткой, но захватывающей. Я не шел ни на какие хитрости. Просто сказал, что она выглядит голодной, и что я могу проводить её в ближайший ресторан.

Она заказала креветок с красной фасолью и рисом и проглотила их с живостью, которой я всегда завидовал. Я никогда не знал настоящего голода. Я расплатился, и мы вышли в направлении её переулка.

Она достала револьвер из своей рваной куртки в тот самый момент, когда я пырнул её кухонным ножом, который я прихватил еще в ресторане. Я ждал, пока мимо проедет поезд, и правильно сделал, а то кто-нибудь точно услышал бы выстрел.

Она вытаращила глаза и нажала на курок, но страх и шок от неожиданного удара ножом, лишили её способности действовать. У нее не было времени прицелиться, и она выстрелила себе в живот. Она облегчила мою задачу.

Я попытался собрать её кровь при помощи камня, но этого было недостаточно. Пришлось разлить её по банкам и отнести в машину. Приехав домой, я пошел прямо на чердак и дал камню все, что ему было нужно. Марджери дома не было.

Я сумел раздобыть большую часть Мюнхенского справочника демонической магии, несмотря на то, что мымра-библиотекарша как-то нехорошо на меня посмотрела, когда я сказал ей, что меня интересует.

Я узнал о силе кругов и о том, как опасно использовать камень, если ты при этом не стоишь внутри одного из них. Я узнал об огне и пепле, о том, что для настоящего некромантического ритуала нужно жертвоприношение. Я принес в жертву соседского кота, или, если точнее, его органы.

Я поцеловал на прощение свою рутину. Ничто уже не будет прежним. Знаешь ли ты, каково это стоять бок о бок с духами вечности?

С каждой каплей я видел жизни, которые поглотил камень. Я мог только догадываться, кто стал жертвой старика, который передал мне артефакт, а кого принял смерть от его предшественника. Последней была бездомная женщина, в её животе все еще зияла рана. Она стучала зубами и пыталась накинуться на меня, но не могла пробиться сквозь защиту круга.

Если я буду жить вечно, мне понадобится спутник, а Марджери на эту роль не подходит. Она не умеет готовить. От одной мысли, что мне придется вечность питаться её яичницей, мне хочется выйти на улицу, взять первую попавшуюся крысу и подарить ей вечную жизнь за счет своей собственной. Я использовал кровь бездомной, чтобы омолодить свою собаку. Сначала Саша зарычала, но когда она оказалась в круге со мной и с камнем, ей это даже начало нравиться.

Даже животные не в силах устоять перед соблазном вечной молодости.

Я еще не знаю, чьей душой я воспользуюсь, чтобы снова стать молодым. Ко мне в голову приходят несколько имен – проблема только в выборе.

Ритуал длился до ранних часов утра, и, похоже, что Марджери знала о моей деятельности на чердаке. Интересно, сколько владельцев было у этой штучки?

Сомневаюсь, что когда-нибудь узнаю ответ на этот вопрос.

VIII.

Саша прыгала на двери, когда я пришел домой, и стучала лапами в дверь спальни, когда мы с Марджери занимались сексом. Она уже пять лет так не делала.

Я придумал термин для силы всех этих ритуалов – некропотенция. Жертвоприношение, место, время – вот факторы, которые определяют твой успех.

От этих деталей зависит, будет ли твое тело жить вечно или просто скинет десятилетия старения. Я хожу по очень тонкой грани. Хорошо, что я по ошибке не выпустил чего-нибудь в молодости. Саша оказалась наполовину одержимой, но она по крайней мере не человек. Если она станет опасной, пусть так и будет.

Теперь все духи служат мне.

Я осознал, что эта власть пробуждает во мне алчность, и признаться честно, мне это нравится. Я бы ни на что это не променял.

Я вовсе не мщу тем, кто обрек меня на скучную посредственную жизнь. Вместо этого я использую жизни в качестве прощения. Они станут частью чего-то великого. Они не понимают, чем они стали и каким ничтожным стал из-за них этот мир, но я-то понимаю.

Мой долг – найти для них назначение.

Я встречался с мертвецами лицом к лицом, и только тонкая линия мела на полу удерживала их от того, чтобы забрать мою душу. Их гниющие губы собираются в злобные усмешки, когда я окропляю камень кровью своих подданных.

Я называю их подданными, а не жертвами, потому что благодаря бесценному артефакту они становятся частью моего королевства мертвых. Это больше, чем что-либо из того, что они надеялись получить в этом мире. Я выбрал их, основываясь на одном принципе: их жизни ничтожны.

Я больше не обыватель — я некромант.

IX.

Прошлой ночью мы с Сашей не спали. Мы вышли на прогулку.

Она помогла мне выследить еще одного бомжа. Что-то подсказывает мне, что внутри это уже не Саша. За этими собачьими глазами скрывается нечто иное, то, что будет следовать за мной очень долго.

Я провел импровизированный ритуал в лесу, использовав большую часть крови старого бомжа. Солнце не успело взойти, как я успел потребить то, что я собрал с помощью камня. Я вернулся домой в полшестого и первым делом зашел в туалет. Знаешь, что?

Теперь я могу ссать стоя, а еще могу выбросить на хрен диазепам. Скоро я поеду на работу.

X.

Я сам приготовил себе яичницу с беконом и сказал Марджери, что она всегда плохо готовила. А еще я сказал ей, что пожертвовал все свое состояние на нужды местного кладбища. В конце концов, я тесно связан с этим делом.

Когда я пришел на работу, я сказал Джейне, что ненавижу её еще больше, чем я ненавидел её старика. Остаток времени я провел, выписывая чеки для людей, которые не получали рождественской премии, хотя компания должна им больше, чем самой Джейне. Люди сказали, что я хорошо выгляжу – аж на десять лет помолодел.

Я ждал, пока она не появится на парковке, а потом следовал за ней до самого ей дома. Я был не очень удивлен, когда увидел, как она осушила целую бутылку спиртного у себя в гостиной.

Интересно, раньше Джейна не была склонна к пьянству. Если подсчитать, она дала мне примерно тридцать лет жизни.

Придя домой, я сказал Марджери, что покрасил волосы и занимался упражнениями. Она была поражена моей новой внешностью, но не смогла устоять перед желанием потрахаться со мной.

Я дождался, пока она сделала мне позу пастушки, а потом всадил ей нож между третьим и четвертым ребрами. Простыня впитала в себя всю кровь – мне оставалось только выжать её, когда я стоял в кругу.

Мне стоит почаще пускать людям кровь в постели. Я снова чувствую себя подростком.

XI.

Таковы были все мои перемены. Возможно, ты сидишь у меня на чердаке, и ты – первый, кто наткнулся на это монументальное открытие. Я не могу назвать тебе других имен в моем списке, а тем более, сообщить свои планы на будущее. Думаю, это понятно. Хоть меня и поддерживают потусторонние силы, я не допущу, чтобы кто-то влезал в мои дела.

Если ты послушный гражданин с четкими представлениями о том, что правильно, а что нет, — я могу представить, как ты мчишься вниз, к моей входной двери, чтобы поскорее рассказать обо всем властям.

Может быть, ты — сам представитель власти. Мой дом так давно опустел, что общество давно про него забыло. Ну, тогда удачи. Ты никогда не видел мое старое лицо, а тем более, лицо моей новообретенной молодости. Возьмешь ли ты с собой этот старый дневник, чтобы он пылился в какой-нибудь папке?

Или, может быть, есть шанс, что он изменит твою жизнь?

Посмотри вокруг. Я оставил камень в корзине своего старого велосипеда в углу чердака. Если хочешь преследовать меня, тебе придется отвергнуть жизнь простого смертного.

Будет ли твоя магия достаточно сильной, чтобы найти меня? Скольким ты выпустишь кровь?

Прольешь ли ты кровь ради справедливости или станешь одним из моих мертвецов?

Займись исследованием. Без достаточно сильной некропотенции, против меня ты — ничто.