Память

Посвящается НЕлюбителю ужасов Владимиру Ч.
Уверен, что это то, что нужно перед сном.

Город Кузнецк похож на множество подобных себе провинциальных городов – грязноватые улицы, местами подбитая тротуарная плитка. Часто пустые городские клумбы, до которых так и не добрались соответствующие городские службы. И естественно эти однообразные панельные дома – «хрущёвки». В основном пятиэтажные, хотя ближе к центру попадаются и местные небоскрёбы в 9, а то и 12 этажей.
В одной из таких «высоток» я и снимал квартиру после окончания местного техникума. Хозяйка была добродушная, прощала небольшие задержки с квартплатой, да и с соседями повезло. На одной лестничной клетке довелось жить с пенсионеркой и парой среднего возраста без детей. Тишина и чистота на площадке были обеспечены.
В квартире осталось много вещей от покойного брата хозяйки, которые меня просили не выкидывать – видите ли, память. Не могу сказать, чтобы они уж так сильно мне мешали, но всё равно жить среди памяти об ушедшем человеке было не очень приятно.
Жизнь протекала обычно, как и у многих горожан провинциальных городов – работа, дом, периодические встречи с друзьями и попытки подкопить денег на отпуск. Периодически были какие-то отношения, но ничего серьёзного не наклёвывалось. Словом, около года жизни «как все».
Одним октябрьским вечером я вернулся домой позже обычного – на работе был завал, и пришлось сидеть допоздна, чтобы назавтра не огрести от шефа. По пути я зашёл в местный магазинчик, купил пива и решил, что проведу вечер с бутылочкой и как-нибудь новым блокбастером.
Зайдя к себе в квартиру, я ощутил неприятный холод. Прошёл по коридору и увидел, что балконная дверь настежь открыта. Пытаясь вспомнить, как утром уходил из дома, я решил, что, покурив, забыл её закрыть. Ругая себя на чём свет стоит (квартира была на первом этаже, и залезть в неё через балкон было не сложно), разделся и завалился на диван в зале.
За окном было темно, в комнате свет я включать не стал, мерцал только экран телевизора. И тут боковым зрением я увидел, что на небольшом письменном столе около противоположной от дивана стены как-то странно лежат вещи. Включив свет, я подошёл ближе.
И действительно – ворохи бумаг, оставшиеся от предыдущего владельца и лежащие в ящиках стопками, теперь кучей лежат на столе. Какие-то из них были сильно мятые, какие-то и вовсе разорваны на куски. Я пригляделся: сложно было различить текст, написанный вручную очень дрожащим почерком, тем более чернила очень сильно побледнели – как будто бумаги лежали долгое время на солнце. По спине прошёл холодок – кто-то был в квартире в моё отсутствие. Вспомнилась и открытая балконная дверь. Отгоняя от себя плохие мысли, я решил позвонить хозяйке:
– Добрый вечер, Алла Дмитриевна, это Алексей.
– Привет Алёша, ты совсем поздно, что-то случилось?
– Алла Дмитриевна, спросить хотел – Вы случаем сегодня ко мне не заходили?
– Нет, Алёш. Я собиралась на выходных прийти, с балкона вёдра забрать, дачу надо перед зимой в порядок приводить, а мне…
– А у кого-нибудь ещё ключи от квартиры есть? – перебил я женщину.
– Нет, у кого ж ещё они могут быть. Раньше ключи только у соседки были, до того, как я на жильцов решилась, а потом…
И в этот момент я услышал в дальней комнате скрип шагов. Я выпрямился как струна. Дело в том, что квартира была двухкомнатной, старой планировки – кишкообразный коридор, зал, затем кухня и только в конце, за углом Г-образного коридора, спальная. Туда я после прихода домой не заглядывал, обошёлся кухней и залом. В моей квартире кроме меня кто-то был. Прямо сейчас.
Я кинул трубку телефона на аппарат и подскочил к шкафу, за которым лежали небольшие метровые брусья после ремонта дачи хозяйки. Взяв палку, я медленно пошёл к спальной, включая по пути весь возможный свет – люстры, бра… Дойдя до комнаты в абсолютной тишине, я подошёл к белой двери и протянул руку. В этот момент с той стороны двери постучали. Я сначала думал, что ослышался – первый этаж, какие-то шумы с улицы, всякое может послышаться. Но тут раздался просто неистовый стук с другой стороны. Весь в холодном поту я отскочил и проблеял: «Кто…кто здесь?». Стук прекратился, но мне никто не ответил. Вместо этого с той стороны ударил по ушам сильный топот, который всё ускорялся и ускорялся – как будто кто-то с огромной скоростью бегал в тяжёлых сапогах по комнате. Потом раздался треск и звон, и я, уже вне себя от страха, помчался в противоположном направлении по коридору и выскочил на площадку.
Первой мыслью, когда я отдышался и стал собираться с духом, была – воры. Но какие воры так себя ведут? Я быстро прошёл к двери соседки-пенсионерки, позвонил в квартиру и попросил милую женщину воспользоваться телефоном. Вызвал полицию и согласился подождать наряда в квартире соседки.
Когда приехал патруль, я наотрез отказался заходить первым. Два молодых парня искоса посмотрели на меня и направились в сторону спальной. Когда они открыли дверь, я заглянул через плечо одного из них в комнату. И обомлел. Зеркало, висевшее напротив кровати, было разбито, вещи, висевшие на стуле и постельное бельё, были изодраны в клочья и разбросаны по комнате. Но ничего не пропало – ни компьютер, ни коробка с деньгами, открытая и валявшаяся на полу, ничего. Один из сержантов предположил, что я спугнул воришку, спросил, будем ли оформлять взлом и после моего отказа, облегчённо вздохнув, уехал вместе со своим напарником.
Я сел на диван в зале, боясь приближаться к спальной. В голове не умещалось – даже если я спугнул того, кто был в комнате, почему он не схватил деньги, которые валялись на полу? Зачем он стучал и по чему он стучал? Зачем он разбил зеркало? Всё это никак не соответствовало моему шаблону ограбления.
Трясясь всем телом, я свернулся калачиком на диване и накрылся одеялом. До рассвета ещё много времени, работу завтра никто не отменял, и нужно было уснуть. Провалявшись минут тридцать, я, наконец, забылся сном.
Проснулся я от тихого стука по стеклу. Спросонья повернул голову к окну в зале и присмотрелся. На улице было темно, почти до черноты – как бывает перед рассветом, когда солнце ещё не появилось, а фонари на улице уже выключили. Под боком лежал телефон. Я включил на нём режим фонарика и посветил в сторону окна. За стеклом кто-то стоял.
Я не мог разглядеть его, или её, или, чёрт возьми, не знаю, что это было, в полный рост. Фигура была абсолютно чёрной, без лица и с длинными пальцами рук, которые барабанили по стеклу. Волосы на моей голове зашевелились, я подскочил с дивана и отпрянул к противоположной окну стене, пытаясь не закричать. И в этот момент окно начало открываться…
Я никогда не забуду тот животный ужас, обуявший меня, когда я увидел отворяющуюся раму. В комнату проник сильный запах затхлости, прелости, и, кажется, чего-то гниющего.
Во второй раз за ночь я выскочил из своей квартиры и на этот раз ринулся к семейной паре – в этот раз пенсионерка вызвала бы для меня уже врачей. Дверь мне открыл заспанный мужчина, с удивлением смотря на меня. Я же, ничего не объясняя, влетел к ним в квартиру. Пытался объяснить заплетающимся языком, что случилось, и видел по лицам своих соседей, что они считают меня если не сумасшедшим, то уж точно не вполне вменяемым. Я напросился посидеть у них до того, как на улице будет светать, наотрез отказавшись возвращаться назад.
Ближе к 6 утра я вышел из подъезда и обошёл дом, ища взглядом свои окна. Подойдя к ним, я внимательно осмотрелся – окна были закрыты. Но как? Не ветром же их прикрыло. Совершенно ничего не понимая, я увидел около подоконника небольшой пластиковый цветок. Несколько минут я смотрел на него, и потом меня пробила дрожь. Такие цветочки крепятся на ленточках-венках, которые кладут покойникам в гроб и на прочей похоронной атрибутике.
Как бы мне не хотелось заходить в квартиру, я должен был переодеться и ехать на работу. Для себя я решил, что вернусь сюда только с парой друзей для того, чтобы собрать оставшиеся вещи и съехать. Оставив открытой входную дверь нараспашку, чтобы было менее страшно, я быстрым шагом прошёл в зал, схватил в охапку вещи, выбежал в коридор и остановился – входная дверь была плотно закрыта.
К своей вящей глупости я оставил ключи с той стороны – и теперь они мешали мне выйти из квартиры. Выругавшись, я пошёл в зал с намерением выйти через окно. Представьте же мой ужас, когда за стеклом я увидел абсолютную черноту. Выронив всё, что было у меня в руках, я, затаив дыхание, подошёл к окну и открыл его. Передо мной не было ничего. Буквально ничего. Абсолютная, непроглядная темнота, за которой не просматривалось ни неба, ни земли. Ничего.
Я чувствовал, что уже на грани, перед глазами запрыгали чёрные точки. Сделав пару шагов, я услышал за своей спиной прерывистое зловонное дыхание, и в этот момент мою шею обвило что-то скользкое и холодное. Мир опустился во тьму.
Сколько времени я провёл без сознания – я не знаю. Открыв глаза, я ничего перед собой не увидел. Что-то было не так, движения были стеснены, всё тело жутко болело, голова раскалывалась на части. Я попытался вытянуть руки вперёд и упёрся во что-то твёрдое. Спустя пару минут, до меня дошло, что я лежу в каком-то ящике. Мысли про гроб я всеми силами пытался отогнать. По щекам побежали слёзы – нервы стали окончательно сдавать. Сколько я так пролежал, я не знаю. Я иногда смотрел ужастики и понимал, что если меня закопали заживо, то скоро кислород начнёт заканчиваться, начнёт клонить в сон, и я больше уже никогда не увижу солнце. Но время шло, боль в теле унималась, и никаких странных ощущений не было. Я попытался откинуть крышку и после серии сильных толчков по дереву мне вдруг это удалось. Я поднялся и осмотрелся – к тому времени глаза уже привыкли к темноте. Я сидел в продолговатом ящике в центре спальной моей квартиры. Только теперь она была пуста – ни мебели, ни техники, ничего. Вдруг дверь открылась и зашла хозяйка, плотно претворив её за собой. Я с ужасом посмотрел на неё.
– Вы? Алла Дмитриевна, слава Богу, что происходит?
– В твоей жизни уже ничего не происходит, Алёша.
Она вынула из сумки листы бумаги и ручку.
– Запиши всё, что тебе пришлось пережить. И чем дольше ты будешь писать, тем дольше проживёшь.
Я попытался подняться, но тело ещё плохо меня слушалось.
– Что Вы несёте? В смысле проживёшь? Где мы? Почему за окнами темно?
– Как и все остальные, до тебя, ты задаёшь одни и те же вопросы. – Она демонстративно-устало вздохнула. – Что я могу тебе сказать. ЕМУ нужно периодически питаться. И в перерывах между едой он должен жить в ужасе воспоминаний. Ты помнишь те страницы в столе? Их писал далеко не один человек, далеко не один. – Она усмехнулась.
– Я не понимаю!! Что, чёрт возьми, здесь происходит?
– Видишь ли, Алёша, мой брат умер давно, но, тем не менее, он прожил не слишком… правильную жизнь, чтобы успокоиться навеки. В этом отчасти и моя вина, и – моё наказание. Мне приходится его подкармливать. Со временем аппетит растёт, и теперь я даже не убираюсь после него – он съедает всё до косточки.
– Вы сумасшедшая – я сглотнул подступивший комок к горлу.
– Нет, просто так получилось. Никто не знал, что так получится. Ладно, времени осталось мало. Не пытайся сбежать – этот дом сейчас живёт ужасом и воспоминаниями тех, кто оставил их на этих пожелтевших страницах, – она кивнула в сторону небольшой кучи бумаги, лежащей в углу. – Пиши, Алёша, этим ты продлишь свою жизнь и укрепишь клетку для других. Ты, наверное, слышал стуки в спальной – о, поверь мне, здесь многие отдали свои жизни. Но никогда – добровольно.
Она посмотрела на меня с жалостью и вышла из комнаты.
Я понял, что она не шутит. Люди так не шутят. И я слишком много видел, чтобы пытаться найти этому рациональное объяснение. И вот я сижу и пишу, пытаясь выудить из своей памяти оставшиеся крохи, чтобы отдалить страшный момент. Но я уже начинаю различать за дверью тихие шаги… И этот приближающийся запах, ужасный запах…