Дьявольские сыны

Я заметно ускорил шаг, когда начал подбираться к скоплению заброшенных построек. Нет, какие-то из них были наполнены плодами человеческих стараний – виднелись развешенные бельевые тряпки у крылец, из некоторых засаленных окон выходил тусклый свет; но все в этой деревне выглядело опустевшим и исхудалым – лишенным той жизненной силы, того духа, которым наделены обычные жилые сооружения. Сей феномен я никак не мог объяснить и счел эту мнительность со своей стороны лишь разыгравшимся воображением.

Деревня походила на дряхлого старика, доживающего свои последние годы в одиночестве и безумии. Мои попытки найти хоть какое-то подобие дороги не увенчались успехом, и я пробирался сквозь заросли борщевика и осоки к нужному мне месту. Редкие лачуги, мимо которых я проходил, снисходительно наблюдали за мной, выражая полную безмятежность и отсутствие каких-либо хозяев – в деревне и так находилось мало людей, а в этой стороне и подавно нельзя было никого встретить на улицах. Я старался рассекать густые заросли так громко, чтобы обитатели меня услышали и вышли навстречу поздороваться или просто посмотреть, кто заглянул в их край. Но взамен той откровенности в действиях получал лишь непонятное осознание того, что за мной кто-то наблюдает.

Действительно, как только я перешагнул на эту сторону района, мне начало казаться, что тысячи глаз следят за мной, за каждым моим шагом, ухмыляются и ничуть не пытаются пойти со мной на контакт. Занавески домов задернуты всегда таким образом, что оставляют крохотный проем для лучшего наблюдения – я не вижу, что происходит в доме, а наблюдателю открывается прекраснейший обзор на все мои действия. Огромные ели обрамляют деревню таким образом, что создают вокруг нее густое пространство – отличное место для наблюдения – природную стену, из которой порой доносятся странные звуки, немного напоминающие мне предсмертный писк крысы. Казалось, будто вся эта пустая проклятая деревня смотрит за мной, пытаясь понять, что мне от нее нужно и зачем я – незваный гость – вступил на ее земли.

Попытки продавить ногами джунгли сорняков, по которым я двигался, исчерпали весь мой запас сил, и я слился с ними, просачиваясь и попутно получая в некоторых местах рук и шеи ожоги от борщевика. Чтобы хоть как-то облегчить боли от получаемых ожогов, я завернул руки в рукава толстовки, надел капюшон и повернулся спиной ко всей этой идиллии сорняковых мутантов, прорываясь так.

Стало гораздо легче, но приходилось постоянно оборачиваться и смотреть дорогу. Я пытался ориентироваться по ржавому водорезервуару, стоявшему на отшибе деревни, бездыханному, похоже, уже несколько десятков лет – по всему его контуру выступали кроваво-красные и коричневые пятна старости, а торчащие из земли конструкции, на которых он располагался, скорее напоминали нечто, тянущее его к земле, нежели возвышающее над ней. Трухлявые мокрые палки были чем-то или кем-то изъедены – их заполонили огромные вмятины от укусов, в которых поселились, как мне показалось, стаи термитов, уничтожая их с каждый днем все больше.

Долго он не простоит – подумал про себя я, разгребая спиной гущу широких зонтичных вперемешку с острой и, непередаваемо жесткой, травой. Когда переволакивание через эту чащобу мне осточертело, и я, чуть было, не двинул назад, где-то впереди послышался скрип двери. Я ускорил шаг в сторону этого спасительного звука. Люди! Возможно, это и есть тот самый человек, к которому я так долго иду.

Я издал звук, слабо напоминающий крик – так уж устал от бойни с травой, что не мог даже отчетливо подать сигнал своей гортанью – и несколько раз хлопнул в ладоши, подняв руки над головой. Ответа не было. Стояла обычная тишина, изредка прерываемая стрекотанием цикад. Но я слышал звук, неужели показалось? Или это всего лишь ветер?

Раззадоренный скрипом, я не остановился и продолжил путь в ту же сторону. Тем временем, там же, откуда доносился первый звук, послышались еще скрипы, как если бы кто-то ходил по ветхому крыльцу одного из вздымающихся тут домов. Безусловно, там кто-то есть! И этот кто-то ходит из стороны в сторону, издавая при этом пугающе-громкие скрипы. Меня насторожило, что человек не отзывался, хотя я проделал те же манипуляции с криком и хлопками несколько раз. Как будто кто-то не хотел меня слышать. Или не хотел, чтобы я нашел его.

Я почти уже доковылял до места, откуда шли звуки, и в порыве предосторожности, остановился для контрольного взаимодействия – издал громкий крик, отдаленно напоминающий “Эй!”, а потом громогласно произнес: – Есть там кто?

Ответа не последовало, что насторожило меня еще больше – почти испугало – но отступать было некуда – слишком уж длинный путь был проделан, и во что бы то ни стало, мне нужно было встретиться с человеком, из-за которого я тут.

Собравшись с силами и повернувшись уже лицом, я быстро двинулся в сторону шагов, преодолевая последние метры перед неизбежной встречей с их источником. Догадки подтверждались – из-за травы торчал маленький деревянный домик, а крыльцо, которое, кстати, было уже прямо напротив меня – пустовало. Я шагнул на него – послышались те же самые скрипы, только чуть громче, все-таки я был весьма внушительной комплекции. Прогнившие доски опасно трещали и с каждым новым шагом норовили вовсе сломаться подо мной. Крадучись, я добрался до входной двери, которая была немного приоткрыта. Мне показалось, что кто-то нарочито оставил ее отворенной, чтобы привлечь мое внимание, тем самым приглашая зайти в этот покосившийся и разваливающийся дом. И я покорно послушался, распахнув дверь быстрым и четким ударом руки.

В ноздри ударил резкий запах йода. Мне показалось, что воздух в коридоре слегка искажен – какие-то серебристые пятнышки то и дело мерцали в нем, и весь интерьер был окутан странной темной пеленой. Я протер глаза, но она не исчезла. Прислонив руку к носу, чтобы хоть как-то вынести этот странный запах, я шагнул в коридор, но, едва успев сделать несколько шагов, почувствовал у себя на плече чью-то руку. Со стороны улицы, как раз на пороге, стоял мужчина и удивленно смотрел на меня. Он положил руку мне на плечо – так сильно, что я не мог пройти ни метра больше в глубину этого странного дома.

Лицо мужчины выражало то ли ужас, то ли беспокойство, то ли что-то смешанное. Его здоровенный конопатый нос безудержно вдыхал и выдыхал йодированный воздух, жадно глотая каждую молекулу. Я окинул его беглым взглядом и заметил большое количество странных татуировок на груди – верх его рубашки был расстегнут, – шее и руках. Это было нечто напоминающее символы древних египтян вперемешку со свастикой. Странные буквы с засечками, длинные фразы на непонятном языке наполняли каждую видимую мне часть его тела. Выглядело это ужасающе, будто он какой-то колдун или экстрасенс. Колорит добавляла ему длинная густая борода, извязанная разноцветными резинками.

Мужчина взял меня за второе плечо и потянул на улицу. Признаюсь, я рад бы сопротивляться, но вся ситуация вокруг этой деревни и этого дома повергла меня в шок и разразила непонятными мыслями. Поэтому, ошарашенный и оглушенный неопределенностью, я не стал сопротивляться, и мы плавно выпорхнули за дверь и оказались на том самом старом, прогнившем крыльце.

Он яростно посмотрел на меня и произнес: – Как ты тут оказался?

В лице его читался неподдельный ужас и, казалось, он хочет быстрее покинуть это место, а отгоняя меня – оказывает мне жизненно важную услугу, которую я должен помнить до конца дней своих.

Я рассказал ему о скрипах и шагах. О том, что искал тут человека, с которым созванивался вчера и который поведает мне давно забытую историю. Сказал, что мне показалось, что в этот дом кто-то зашел, и до сих пор находится там. На что бородатый мужчина резко захлопнул дряхлую дверь – так, что она чуть не слетела с петель – и, взяв меня под руки, спустил с крыльца в плотные заросли, о которых я уже было забыл.

Он уверял меня, что лезть в этот дом не имеет никакого смысла, а находящееся там, как он сказал, всего лишь дикие жители этой становившейся все более странной деревни. Мужчина узнал во мне вчерашнего собеседника и подтвердил наш разговор, чему я был сильно удивлен, так как голос в трубке был совсем другим, да и интонация – я ее хорошо запомнил – она тоже отличалась.

Мне казалось все происходящее здесь – все эти странные скрипы, ощущение наблюдателя, ситуация с домом – чем-то необъяснимым и невозможным. Еще несколько часов назад я попивал свой капучино в центральном “Кофе-хауз” моего города, изучая фид-ленту смартфона, а сейчас, в этот момент, веду крайне нервную беседу с мужчиной, напоминающем мне какого-то мистического колдуна или просто шизика. Встреть я такого на улицах мегаполиса – подумал бы, что бедняга сошел с ума на нервной почве и отдал свои последние крупицы рассудка стакану водки. Но тут все было куда необычнее. Мне казалось, что этот человек только что спас меня от чего-то очень плохого и скверного. Я не понимал от чего, но был ему крайне благодарен и чувствовал к нему неподдельный журналистский интерес. Видимо, чутье меня не подвело, и я позвонил именно тому человеку.

***

Все началось с опустевшего детского лагеря. Место, где я работаю – небольшая газетенка, едва сводившая концы с концами в кризисный год – получила странный заказ на статью, имевшую место быть только может в каких-нибудь журналах-страшилках. Заказчик хотел осветить тему старого советского лагеря “Космонавт”, находившегося где-то в отдаленных участках Ленинградской области. Пионерский лагерь опустел после разорения смежного с ним завода в Петербурге, и, казалось, уже ничто не может разбудить историю и лагерь так и останется для нас заброшкой, которую подростки изредка посещают для щекотания нервов. Десятки полуобрушенных корпусов дожидались своей кончины до определенного момента. Момента, который произошел в нашем издании – заказа на обзор лагеря, на его жизнь в советском союзе. Заказчик требовал, чтобы в статье скрупулезно были переданы факты жизни в лагере. Заказчик требовал мельчайших подробностей о жизни, вплоть до филигранного опроса некоторых его посетителей – в то время подростков-пионеров. Он дал нашему изданию контактные данные нескольких персон, одни из которых были уже мертвы, а другие – наотрез отказались общаться с представителями прессы на тему злополучного лагеря.

Статья может была бы и оставлена из-за отсутствия информации, но заказчик пообещал просто баснословные деньги взамен на написание ее! Хватило бы, чтобы с лихвой справиться со всеми кризисными проблемами издания, да и выплатить сотрудникам такой гонорар, что они думать забыли бы о критике в адрес начальства. Конечно, собирать утерянную мозаику историю отправили меня – энергичного и молодого журналиста, не требующего ничего, кроме интересной работы. А, как мне казалось тогда, это было довольно забавно и интересно – копаться в грязном белье старого, давно заброшенного, советского лагеря с вековой историей. Тем более, заказчик с неизгладимой силой настаивал на разговоре с участниками лагеря, контакты которых он предоставил. Значит, было там что-то интересное. Какая-нибудь тайна.

Я наводил справки, пытался дозвониться до предоставленных людей, но попытки были тщетны, повторюсь – все они либо были мертвыми, либо слишком напуганными для разжевывания давно забытой истории их детства.

Мне показалось странным, что заказчик-незнакомец специально дал контакты мертвых людей. Некоторые из них умерли еще во время существования лагеря. Самое удивительное было то, что смерть каждого из этих людей была зарегистрирована в один и тот же день, но с разницей в год. То есть, сначала умер первый, спустя год – второй, еще один год – не стало третьего. И так около десяти человек – не по всем я раскопал справки, и не каждая смерть была зарегистрирована. Но систематика и периодичность смертей видна на лицо. Особенно смущал тот факт, что смерти начались в конце 80х – именно тогда закрылся “Космонавт”. Официальная версия – банкротство хозяина, но как – если учитывать тот факт, что лагеря в то время были государственными. Короче говоря, мутная история с запутанным клубком тайн, который и предстояло мне распутать. Я, будучи крайне не суеверным, даже не пытался забить себе голову о происхождении странных систематических смертей, и просто плыл по течению журналистского расследования, открывая перед собой все новые и новые факты. На лицо были факты того, что над лагерем вовсе не висит ореол загадочности и мистицизма. Это был самый обычный пионерский лагерь, оставленный людьми по причине ненадобности. А странные смерти? Всего лишь совпадения или безумная шутка заказчика, который и подкинул мне эту информацию.

***

Тем временем, на улице сгущались сумерки и лес как-то по-особенному – мрачно – начал выглядеть в отблесках редеющего заката. Мужчина обошел старую хибару и что-то, как мне показалось, оставлял у каждого окна. Похоже, это было на некий талисман, сделанный из темной древесины, филигранно отделанный узорчатой сеткой. Я подошел к одному из окон и взял его в руки. Круглый, на вид очень старый, покрытый огромным количеством мелких трещинок – время его потрепало. В середине круга – точно по центру, как будто специально добивались такой геометрической акрибии – располагалась странная чаша, отдаленно напоминающая дэнбрауновский грааль. Нижняя его часть фарширована все такой же узорчатой сеткой, а по бокам вырисовываются тонкие лапки, присущие отдельным породам домашних крыс. Чаща волне обычная, ни чем не примечательная, но чуть выше нее теснилось что-то, чье происхождение я не мог установить. Два маленьких круглых диска с завитками – как будто ребенок пытался нарисовать круглый лабиринт, все больше и больше отдаляя карандаш от центра круга – покрытых все теми же символами, настолько маленькими, что даже под лупой их сложно было бы прочитать. Интересно, как создатель выгравировал эти мельчайшие детали? По бокам от каждого диска виднелись покатые лучи, идущие до самой нижней части чаши. При чем, нисходили они точно до крысиных лап, пересекая чашу.

Странное чувство одолело меня, когда я взял этот, похожий на талисман, предмет. Я вдруг почувствовал душевное опустошение, как будто всю энергию и весь мой запал внезапно выкрали. Зрение помутилось, искажая остатки реальности, а ноги подкосились – так, что мне пришлось взяться за створки окон, чтобы остаться стоять.

Все больше и больше вопросов вызывала у меня эта деревня и эта чертова история, ради которой я тут. Я положил талисман на место, где он лежал и попытался найти того самого мужчину, который, по моим скромным подсчетам, был на другой стороне – за домом. Пока я проходил мимо каждого окна, то и дело мне бросались в глаза те же самые талисманы – похожие один на другой с удивительной точностью. Все они были аккуратно положены прямо у изголодавших от старости и одиночества ставней. Каждое окно – один талисман. Мужчина не пропустил ни одного.

Я обошел северную часть дома, и в глаза мне бросилось нечто, напоминающее дорогу. А рядом с ней – тот самый мужчина, рукой манящий меня в его сторону. Странно, почему я не увидел эту дорогу, когда шел сюда? Конечно, эта тропа отдаленно напоминала дорогу. Заросшая и ухабистая, узкая и грязная, но по ней можно было с удобствами пройти от одного конца деревни в другой, не воюя с миллионами сорняковых растений, которые заполонили эту деревню, словно великая чума Лондон в 1666 году.

Мой спутник чуть подтолкнул меня в сторону тропы и указал на юг деревни – там располагался его дом, который я так долго искал и пунктом моего назначения который и являлся. Пока мы шли, мужчина не издал ни звука, а я чуть было хотел у него что-то спросить, но не осмелился, так как был напряжен всей этой ситуацией и следил лишь за тем, чтобы не споткнуться и не упасть на разбитых грязных ухабах.

Минуя эту часть деревни, мужчина рассказал мне о том, что она давно пустует, но иногда он живет там неподалеку. Именно туда мы и шли. Но обычным путем – напрямик – идти сейчас было нельзя, потому что темнота и заросли вполне могли сбить нас с пути, и мы блуждали бы вдоль убитых хибар много времени, поэтому мы направились в обход, вдоль густых зарослей ельника, обрамляющих всю эту деревню.

Пробираясь сквозь острые колючки еловых, я заметил вдалеке не свойственный этой деревне жилой дом с ярким светом в окне. Это был тот самый дом, в который мы направлялись. Было заметно, что он наделен той живостью и духом, присущим жилым объектам. Мы подошли чуть ближе и в окнах я заметил те же самые талисманы, которые мужчина оставил у того старого дома. Может, это какой-нибудь способ суеверной защиты от злых сил? Мы дошли до крыльца, мужчина отпер дверь и пригласил меня внутрь.

Стало немного не по себе – столь поздний час, жутка деревня, не менее жуткий человек, кидающий свои чудные побрякушки в окна старых домов. Но я отбросил сомнения и включил режим детектива, гнущего свою линию ради разгадки тайн! Отступать уже было некуда, и если и сможет меня удивить этот мужчина, то только чем-то по-настоящему ужасающим и леденящим душу. Хотя, и этого вполне могло не хватить. Мы вошли в ветхое здание, и мужчина проводил меня в нечто, отдаленно напоминающее кухню.

Внутри дом не был таким жутким, как снаружи. Он был простым. Все было примитивно обычно расставлено – старая пыльная мебель, деревянный кухонный стол, небольшой плазменный телевизор, какие-то банки с законсервированными продуктами. Стенки были абсолютно голыми, что показалось мне отсутствием всякого вкуса к приятному и расслабляющему интерьеру. Шторы на всех окнах задернуты, но маленькая щелочка оставлена, видимо, для скрытного наблюдения. В кухне стоял всего один стул, но я не занял его, поддавшись своему воспитанию. Мужчина куда-то вышел, а потом пришел с табуреткой, поставив ее напротив меня. Я покорно сел и достал из кармана небольшой блокнот с шариковой ручкой.

Первые несколько минут мы беседовали о чем-то пространном и отвлеченном. Мужчина рассказал мне, что, несмотря на всю пугающую странность этой деревни, она обладает, поистине, чарующей способностью к созерцанию и расслаблению. В глуши этого леса, близ северной части деревни, есть кристально-чистые озера, а если пройтись еще чуть более на север, то можно встретить живописнейшие водопады, простирающиеся на несколько километров вперед. Я слабо верил в эти чудные рассказы, потому и не записал пока в блокнот ни слова. Беседа не выливалось в нужное мне русло – историю лагеря и его обитателей. Я начал слегка подталкивать заговорившегося мужчину к изменению темы разговора и напоминать, собственно, почему я здесь.

Кажется, вспомнив, наконец, про мой неподдельный интерес к истории давно забытого прошлого, он слегка прищурился и начал свой рассказ:

– Это было в восьмидесятых, кажется, где-то около того. Мой отец пахал на заводе по двенадцать часов в сутки и за всю свою преданность партии получил лишь бесплатную путевку для своего ребенка – меня – в пионерский лагерь. Я в то время был слабо знаком с лагерями, да и ехать туда особенно не хотел, но, так получилось, отправили меня, – я кратко записывал отдельные части его слов, – Мне тогда было примерно пятнадцать. Подростком отправляют в пионерский лагерь, надевают красный галстук и заставляют петь странные гимны и делать зарядку по утрам, я просто был ошеломлен! Хотелось быстрее уехать оттуда. Но, в скором времени, я подружился с некоторыми ребятами из отряда и время в три смены, кстати – максимальное время на которые могли отправить туда ребенка, длилось уже не так мучительно и медленно. Мы старались скрасить однообразные деньки, как могли – купались, бегали к девченкам, – мужчина заметно улыбнулся, а лицо его приняло чуть красноватый оттенок, – ну и просто занимали себя чем-то шкодным и интересным, дети же.

Его рассказ принял странную форму воспоминаний о живо проведенном детстве. Он наполнял мой блокнот фактами о булочках с маком, которые привозили из соседней деревни и подавали в столовой только по вторникам на полдник. О спортивном зале, в который можно было попасть ночью на страшные истории, если только подойти к его дверям и произнести пароль, который он, по понятным для него причинам – в целях безопасности членов этого клуба – скрыл от меня. Воспоминания наполнились ностальгическими и приятными фактами о жизни, которые мне, бесспорно, тоже были нужны, но интересовало меня совсем другое. Точнее, мне казалось, что мужчина что-то не договаривает, какую-то мрачнейшую тайну этого места. В какие-то моменты пугающей откровенности – заводя монолог о его друзьях-пионерах – он пристально всматривался в окно, а потом безучастно и сухо переводил тему на какую-нибудь раздевалку для девочек, в которую они подкладывали петарды.

Совершенно точно, между нами была стена непонимания или недосказанности. Я всеми способами пытался ее разрушить, но попытки не увенчались успехом ни разу. Рассказ все так же скучно перетекал в вечерние купания и утренние зарядки с вожатыми. Информации, конечно, было достаточно для интересной и атмосферной статьи о лагере, но я тешил себя надеждами, что мужчина откроет мне какую-то совершенно новую версию происходящего там – неподтвержденную и невозможную, наполненную чем-то таинственным и потусторонним.

Казалось, не будет конца этим ностальгиям о прошлом. Я погрузился в свои мысли о прожитом сегодня дне и уже не записывал истории мужчины в блокнот. Но тут произошло странное и пугающее до дрожи в костях событие. Мужчина изменил тембр голоса – сделал его более черствым и мрачным – и отрешенно бормотал:

– А сейчас они все… Погибли… Это и было его замыслом. Мы все должны в какой-то момент умереть, закончив эту цепочку. Дьявол так просто не оставит нас. А, что, с остальными? Виктор – скончался третьего. Петр – скончался третьего. Коля – скончался третьего, – его бормотание уже походило на крик, а лицо налилось багровыми пятнами, – он доберется до всех нас. Может даже сейчас, сидит и наблюдает за нами на чердаке через дырки в полу. Или на улице сидит, выжидает момента, – он испуганно посмотрел на задернутое окно.

Признаться честно, мужчина этот казался мне странным с самого начала, но его слова привели в трепет мое еще не оправившееся сознание. Он говорил так убедительно – казалось, что каждое слово в этой отчаянной исповеди – правда! Монологи плавно перетекали в какую-то оккультную тему, преисполненную чем-то темным и битком набитую словами “дьявол, дьявольские, демоны, зло, смерть и убийство”. Мои рассуждения о достоверности его истории прервались нагнетающим обстановку рассказом:

– Был тогда предпоследний день смены. Мы решили пощекотать себе нервы – устроить спиритический сеанс. Один из наших – Женя – был тем еще чудаком, постоянно бубнил про силу этого места, где стоял лагерь, про какие-то порталы и другие измерения. Ну, мы не вдавались в подробности, а лишь смеялись и иногда подыгрывали ему. Как-то ночью, во время полной луны, Женя пришел к нам в домик и предложил сыграть в удивительную игру. Игра заключалась в том, что мы по очереди задаем вопросы в пустоту и камешек, подвязанный ниткой, останавливается в одном месте импровизированной доски для гаданий. На доске куриным подчерком было размалевано подобие алфавита и стандартные ответы – да или нет. Конечно, такие оккультные способы гадания мне были знакомы, и я не верил в эту муть, но интерес разжигало состояние Жени. Он был полностью лишен рассудка – шептал что-то себе под нос, трясся и бегал глазами, перемещаясь от одного окна нашего домика к другому. Нас это забавляло и мы в очередной раз решили подыграть больному воображению этого чудика. Собравшись в круг, мы положили доску по центру, а Женя поднял над ней этот камень и он завис в воздухе, словно в оцепенении и ожидании вопросов. Первым издал звук я. Я спросил, когда умру. Нитка вдруг начала раскачиваться и камень, словно примагниченный, опустился на цифру 3. Мы засмеялись и повалили вопросами на безумного Женю и его доску. Как ты это делаешь? Почему он так сильно прижимается к полу? Из чего вообще этот черный, как темная материя космоса, камень. Но Женя не отвечал, продолжая крутить ниткой над доской, изредка вздрагивая от шумов, доносившихся откуда-то с улицы.

Воображение мое к той минуте рассказа заполонили ужасные образы группы людей, которые склонились над гадальной доской и вкушали дьявольскую магию. Когда речь зашла про загадочные звуки, доносившиеся откуда-то из-за окон пионерского домика, я вдруг стал отчетливо слышать эти же самые звуки за окнами дома, в котором находились мы с рассказчиком. Кривые тени полезли по створкам и стенам жилища, а на улице, вместо привычного редко доносившегося шума листвы, послышались чьи-то томные шаги и тот самый скрип, происхождение которого я пытался узнать часом ранее, но только стоило подметить один факт – скрип этот теперь был не одиночный, а доносился со всех сторон, из каждого заброшенного дома, окружавшего нас в этой части деревни. Десятки опустевших пристанищ вдруг обрели своих диких обитателей, которые, казалось, похрамывали из стороны в сторону, окидывая шагами границы своих владений. Мужчина, похоже, не обращал внимания на этот ужасный феномен и продолжал говорить, а точнее, уже шептать каким-то змеиным хрипом:

– Все это было неспроста. Все это было спланировано. Хитросплетенная игра, которая оканчивалась мучительной смертью для одних и совершенно другой жизнью для других. Еще немного времени мы задавали вопросы неизвестной пустоте, которая, к слову, очень точно отвечала нам, притягивая камень. А потом мы все поплатились. К нам явился необъятный ужас – комнату заполонила черная смесь, проскальзывая взрывной волной от самых окон и до входной двери. На какое-то мгновение мне показалось, что сам дьявол вошел в нашу келью и прикоснулся к нашим головам. Но, все было хуже… Намного… – мужчина пришел в себя после ошеломляющего рассказа и огляделся. Звуки, доносившиеся с улицы, не пропали, а наоборот, стали еще сильнее и теперь отчетливо раздавались в стенках нашей хибары. Я вопросительно посмотрел на него, и уже хотел было спросить, но в этот самый миг окоченел от окутавшего меня ужаса. Висевшая напротив меня занавеска была одернута, ставня окна отворена, а на уровне проема – в нескольких сантиметрах от самой стенки – виднелось обезображенное лицо. Лицо было настолько омерзительным, что я попытался отвезти от него стеклянный взгляд, но не смог этого сделать, по непонятным причинам. Обезображенная кожа – расслаивающаяся и кровоточащая – напоминала ту самую ухабистую тропу, по которой мы спешили в этот злополучный дом. Его глаза – ярко-красного цвета – были наполнены яростью и каким-то неимоверно дьявольским присутствием. Казалось, этот взгляд проникает в самую душу, очерняя ее и прорастая там, на долгие годы вперед.

Размышлениями я низвергался недолго, и через несколько мгновений, ошалевший от странного образа, ринулся к выходу, чтобы убежать отсюда подальше. Но выйти из квартиры было бы глупо – теперь за каждым окном стоял практически такая же фигура ужасающего монстра, проникающего в сознание своими демоническими глазами. Все окна была распахнуты и из кривых вмятин, слабо напоминающих ротовые отверстия этих созданий, доносился писк, похожий на предсмертный крик некоторых пород домашних крыс. При чем, писк этот был настолько оглушающим, что стоявшие на столе граненые стаканы рассыпались вдребезги, и, я почувствовал, как по мочке правого уха потекло что-то теплое.

Моего компаньона нигде не было. Ситуация сама по себе показалась мне крайне критической, а в отсутствии хозяина этого дома и жителя этой деревни, я и вовсе подался в панику, выбегая из комнаты в комнату, каждый раз натыкаясь на открытые окна с тревожившими мое сознание монстрами в них, лишь отдаленно похожими на людей. А этот пронзительный писк нагнетал еще сильнее, вынуждая хуже ориентироваться в пространстве и держать ладони у ушей, дабы не оглохнуть окончательно от чрезвычайно пронзительных и хлестких звуковых волн, издаваемых тварями в окнах.

Отчаянно перебегая по коридору меж комнат, я вдруг заметил, что входная дверь пустует в одиночестве. В голове родился план к отступлению и скоропостижному побегу. Прикинув, сколько шагов разделяют меня от места, где я находился, до входной двери, я пригнулся, дабы не стать увиденным тварями в окнах и пополз по коридору в известном направлении. Оглушающий писк понемногу начинал стихать и я убрал руки от ушей, чтобы при ползании помогать себе еще и ими. Мой освободившийся природный слуховой аппарат уловил за спиной медленное шарканье. Я обернулся и завалился на спину, в панике глотая пресный воздух. Одна из тварей в окне, видимо, самая догадливая, раскрыла мой план к отступлению и оказалась в коридоре прямо напротив меня. Ее ходьба слабо напоминала человеческие шаги – скорее, переваливание из стороны в сторону и лязганье обрубками ног по полу. Тело состояло из окровавленных и прогнивших кусков мяса, хаотично набросанных друг на друга, образующих в купе все эти, отдаленно напоминающие человеческую фигуру, прослойки. Жуткое зрелище, однако, заставило меня подняться на ноги и действовать еще решительнее. В одно мгновением я очутился у двери и выбил ее своим плечом. Боль я хоть и почувствовал, но не придал особого значения ей, даже – не заметил. На улице стоял все тот же гул и скрип, который сопровождал меня и в доме. К счастью, прямо напротив крыльца росли густые заросли борщевика, в которые я скоропостижно юркнул, спасаясь бегством от ужасающей своим видом твари.

Я замер в ожидании, пытаясь разглядеть, что же происходит вокруг лачуги исчезнувшего старика. Его судьба сейчас хоть и волновала меня, но в гораздо меньшей степени, чем размышления о том, каким образом я покину эту деревню и как сделать это в ближайшее время. В голове мелькали образы ужасающего вида, образы, помутнившие сознание и заставившие на какое-то мгновение поверить в рассказы об аде и населяющих его гротескных в своем омерзении монстров.

В попытках не забивать свой разум сводящими меня с ума картинками, я прильнул к краю зарослей и слегка раздвинул их руками, чтобы посмотреть, что происходит напротив дома. Входная дверь все так же пустовала, и лишь слабый ветерок раскачивал ее взад и вперед, в созвучии с ней вызывая зловещий скрип, предостерегающий случайных бродяг от посещения этого оплота страха. Присмотревшись вглубь темноты коридора – за приоткрытой дверью – я ужаснулся. Тварь, которая преследовала меня в коридоре, переместилась теперь к входной двери и вышла прямо на крыльцо. Тот самый скрип шагов раздавался набатом в моей голове. Я зажмурился, но не отпрянул от моего наблюдательного пункта – руки все так же раздвигали охапку сорняков, оставляя щелочку, которая, как мне казалось, была не различима для сторонних наблюдателей со стороны дома. Мое сердце забилось с такой силой, что в метре можно было услышать его стук. Я замер в томительном ожидании, стараясь не только не шевелиться, но и вовсе не дышать, даже не моргать!

Необъятный ужас охватил меня – тварь смотрела прямо в сторону тех дебрей, в которых я скрывался. Красные глаза безумно рыскали по нескончаемому горизонту высоких зарослей. Мне показалось, что на миг ее взгляд остановился именно на мне. Похоже мой изнеможденный организм не мог больше выдерживать такого нервного напряжения, и я, почувствовав абсолютный упадок сил и раздвоение моей зрительной картинки, откинулся на спину и стремительно погрузился в самый настоящий, окутавший меня с ног до головы, обморок.

***

Мой давно закончившийся сон сменился уже на полудрему и состояние некоей прострации, похожее лишь на симбиоз мощного похмелья и острой болезни, как если бы я провалялся в постели с донимающим жаром несколько дней. Я открыл глаза и увидел привычную уже картину – густые заросли сорняковых, между тем, покрытые прозрачными каплями росы. Очевидно, что пролежал я в глубоком обмороке до утра, хотя солнце все еще не доходило до места моего укрытия – однако, где-то сверху, на безоблачном небе, проносились первые лучи восхода. Прежде всего, мой разум провертел все вчерашние эпизоды с самого начала, в хронологическом порядке, с пугающей визуальной точностью деталей – я приехал в странную деревню, дошел до не менее странного дома и встретил там этого старика или мужчину, напоминавшего колдуна. Мы пришли к нему домой, сначала он рассказывал все эти отвлеченные монологи о времяпрепровождении в пионерском лагере, а потом. На лбу появилась испарина, и я начал стремительно вспоминать те леденящие душу моменты – безумный рассказал старика про спиритический сеанс и странную темную материю, тени вокруг дома и душераздирающие скрипы. А далее, тот самый писк и дьявольские фигуры в окнах, поглотившие остатки моего разума в тот день. Я вспомнил свой побег из этого дома, вспомнил, что мужчина исчез, очевидно, убиенный этими демоническими созданиями. Вспомнил, что все еще нахожусь в этой зловещей деревне и лежу в зарослях, прямо напротив дома.

Какие-то непонятные чувства нашептывали мне бежать отсюда, как можно скорее. Слома голову, содрогаясь от трепета – бежать, бежать, лишь бы покинуть это ужасное место и больше никогда не вспоминать ночь, заставившую меня на толику поверить в существование чего-то сакрального и сверхъестественного. Но мой разум, отнюдь, орал мне проверить все еще раз – дождаться полудня в этом, на вид безопасном, убежище и заглянуть в тот проклятый дом в надежде встретить старика и получить ответы на, так терзавшие меня, вопросы. Я предпочел так и сделать, поэтому закрыл глаза и еще несколько часов молча лежал и думал о чем-то отвлеченном, чтобы хоть как-то справиться с той волной паники, которая внезапно нахлынула на меня после сна.

Когда первые лучи полуденного солнца начали пробиваться сквозь решетки растений, я решил, что пора, наконец, заглянуть в злополучную хибару и разведать обстановку. Медленно поднявшись на ноги – стараясь не шуметь – я, на корточках, пополз к крыльцу, располагавшемуся неподалеку. Все выглядело вполне обычным – деревянный дом, не внушающий своим видом никакого страха, деревья, поглотившие эту территорию, но отвлеченно качавшиеся на ветру, не разжигающие – как вчера – пламя ужаса в душе. Казалось, мир жил своей обычной жизнью. Летали насекомые, птицы напевали свои полуденные мелодии, а в воздухе ощущался запах сырости и ельника. Мой страх улетучился и я уже, не скрывая свое местоположение, зашагал в сторону крыльца, попутно оглядывая ближайшую местность в поисках хоть кого-то живого. Дверь в дом была наполовину открыта – я поднялся на крыльцо и вмиг очутился у ее мощного свода. Немного выждав, я отворил ее полностью – она поддалась с характерным скрипом – и шагнул в коридор, напоминавший мне вчера обитель ада. Ничего подозрительного и ужасающего – окна, в которых вчера стояли дьявольские твари, были закрыты, а шторы задернуты. Казалось, что все это было лишь моей галлюцинацией. Я, действительно, крайне сильно надеялся, что все это было лишь разыгравшимся воображением, а старик, который вчера удивился моему скоропостижному побегу, мирно спит в своей комнате.

Кухня, как и прежде, стояла на своем законном месте и ничего в ней не вызывало подозрения. Однако на полу валялся мой блокнот, который, впопыхах и панике, я забыл захватить с собой, когда выбегал из дому. Этот клочок бумаги обрушил все мои иллюзии по поводу фантазий и воображения – на полях виднелись маленькие овальные капельки крови. Значит, вчера все-таки что-то заставило мои уши кровоточить, и несколько капель, в этом мрачном хаосе, упали прямо мне на блокнот. Тело одолела дрожь, а к сознанию вернулись те приступы ужасы, тревожившие меня в моменты страшных событий. Но следующее за этим событие заставило меня бежать сломя голову из этой деревня, не оглядываясь и не думая об усталости. В правой части кухни было некое подобие каморки – когда мы сидели со стариком, я не обратил на нее внимания, однако сейчас она повергла меня в настоящий шок – которая была, как ни странно, отворена и открытая настежь дверь умоляла заглянуть в маленькую, сухую и безжизненную комнатку. Я, как и требовалось, заглянул в нее и увидел человека, того самого, с которым вел вчера пространные беседы и который так испугал меня своим темным рассказом. Его безжизненное синее лицо выдавало на себе нотки самого настоящего страха. Один глаз вывалился из глазницы, а второй приобрел точно такой же красный оттенок, как у вчерашних тварей. Рот был отчаянно сомкнут, а руки прижаты к груди и оттопырены ладонями вверх, создавая подобие живого щита. Ноги необычным образом, совершенно не свойственным людям, были вывернуты в разные стороны, как лапки кузнечиков. Образ этот заставил мой желудок испытать рвотные позывы, и я вывернул наизнанку свое нутро прямо у кладовой.

Нервозно и неуклюже, я поспешил собрать свои вещи – блокнот, сумку и, забытый вчера на кухонном столе, смартфон. Зарядка в нем еще оставалась, но сеть здесь, к моему сожалению, не ловила. Я нажал кнопку включения и ужаснулся. На мониторчике виднелось число – 3 июля. То самое число, про которое говорил вчера мужчина. То самое – камень преткновения всех смертей, мистическое число, предвещавшее кончину жизни уже очень многих людей, обитавших в том лагере.

***

Первое, что я сделал, когда оказался дома – поспешил найти того самого незнакомца, заказавшего статью и отдавшего контакты всех этих людей, умиравших в один и тот же день каждый год. К моему удивлению, мужчина нашелся довольно быстро – нас свел главный редактор, удивившийся моему нездоровому виду и беспокойству в голосе. Мужчину представился Евгением, на что я опрометчиво отреагировал и поинтересовался – не тот ли самый Евгений, который и был зачинщиком странного спиритического сеанса. Он лишь отрешенно взглянул на меня и пожелал покинуть место нашей встречи, сказав, что не желает продолжать разговор. Отчаявшись, я выдал ему историю, приключившуюся в захолустной деревне, и сказал, что старика больше нет в живых. Описание мертвеца привело его в такой же ужас – как и меня в первый раз – и он, казалось, собирался отрыгнуть рвоту, но пересилил себя.

Несколько минут мы сидели молча, а Евгений импульсивно размешивал кофе в своем стакане. Его бледные черты лица то и дело дрыгались в приступах нервозности, а маленькие, крысиные глазки, бегали от стола к столу, разглядывая посетителей придорожного кафе. Потом он поведал мне историю, столь необычную, что в прошлом я бы принял ее за бредни человека с отклонениями в психике, но после всего пережитого отнесся к ней как к чему-то, над чем стоит поразмышлять.

Пионерский лагерь хоть и был местом веселья и радости, но таил в себе некоторые тайны. В прошлом, там располагалось место обитания сомнительных людей, занимавшихся оккультными науками и чем-то настолько жутким, что правительство тогдашнего Советского Союза пожелало опечатать место на несколько лет, а всех его обитателей придать земле или отправить в карцеры до скончания их жизней. Но, можно извести людей, но место извести нельзя – после запустения, и в дальнейшем открытия там лагеря, оно начало само плодить тот ужас, творившийся там задолго до появления официальных лиц. Отдельные части лагеря зажили своей жуткой жизнь, и, вскоре, привлекли потоки темных фигур, обосновавшихся там в качестве вожатых и обслуживающего персонажа. Они называли себя “дьявольскими сынами” и, как утверждают проверенные источники, экспериментировали с жертвоприношениями – в частности, детскими, лагерь для этого был отличным местом – общением с загробным миром и, как поговаривали некоторые, контактами с самим Люцифером – королем преисподней. Суть культа была в дьявольских преследованиях членов культа – каждый год их мессия забирал в жертву одного из них, обрекая его на вечное прислуживание адской коалиции. Существа эти, которых видел я в окнах домов старика, и были теми людьми – прислужниками, обитателями лагеря – которых признали годными для переселения в адское пепелище. Каждый год они приходили за одним из тех, чья душа была выбрана “дьявольскими сынами”. Старик хоть и не подавал признаков жизни, и имел смертельный вид, а на самом деле был отчасти жив. Красноватый глаз, который я заметил в тот момент, выдавал дьявольскую сущность, проникшую в него. Превращение занимало несколько часов – так что мне крайне повезло, что я успел застать его лежавшим, а не бродившим по дому. Евгений и замыкал тот мистический круг людей, открывших на этом спиритическом сеансе портал в своих душах. Демонические твари постепенно овладели каждым из них. Тот старик был предпоследним в списке. Как выяснилось дальше, сам Евгений был виноват в том, что все эти ни в чем не повинные люди внезапно стали участниками игры с дьяволом. Одурманенный каким-то ужасным заклятием, он беспрекословно выполнял все указания своего вожатого – старого служителя общины “дьявольских сынов”. Участь, которая его ждала, не выпадал и в малое сравнение с тем, что пережили остальные участники дьявольского процесса. И существовать ему, в человеческом обличие, оставалось уже меньше года. К слову, моя учесть, по его догадкам, оставалась не решенной – быть может, демоны оставят меня в покое, приняв за случайного свидетеля, быть может, будут преследовать до конца дней, дождавшись пока я не наложу на себя руки или не сойду с ума. Я не хотел верить во все это, но понимал, что ничего еще не закончено.